Письмо из прошлого
Я, в общем, ничего не поняла, кроме того, что эта женщина – дочь тёти Нади, Галя. Мы прошли на знакомую веранду, отремонтированную и уставленную вазами с осенними цветами. Сердце моё учащенно билось в ожидании то ли сюрприза, то ли подвоха. Но Галина начала с расспросов, что привело меня в их чудное, такое близкое и одновременно далекое от столичной суеты место. Я, смущаясь, поведала о своей прихоти – увидеть, где живет любимый актер и, если удастся, посмотреть на него без грима хоть издалека. Галина, споро собрав на стол в центре веранды всё к чаю, принесла конверт (очевидно, письмо от тёти Нади) и положила рядом. Прихлёбывая чай с печеньем, расспросила меня о моей жизни, о семье. Рассказала, что в этом доме до недавнего времени было много жильцов: тетя Надя, её дети с семьями, Эля Казанцева с сыном Олегом. - Теперь мы с мужем остались одни, - развела она руками. После неловкой паузы Галина протянула мне конверт. - Это то самое письмо… Для вас. Я неуверенно возразила: - Но как ваша мама знала, что через столько лет я снова буду здесь? - Читайте. Всё поймете сами. Это не она. Это Эля знала… Хозяйка вышла в сад, оставив меня наедине с конвертом. «Добрый день, Луиза! Много лет ждала и верила, что выполню последнюю просьбу Эли Казанцевой. А тем самым сниму с её души грех, а с моей - обязательство. Их с Олегом уже нет в живых, но Эля просила, чтобы ты простила их. Помнишь тот дождливый день, когда вы с мужем переселялись из мезонина на первый этаж, когда ты вдевала в уши моей Галочки подарок – золотые сережки, а свой перстень положила в малахитовую чашечку? Как Эля похвасталась первой удачной работой – куколкой с голубыми волосами… А к вечеру обнаружилась пропажа – исчез твой перстень с розовым камнем. Помнишь?» Мои руки с письмом опустились на колени. К горлу подступила сухая волна, в сердце кольнула иголочка. Зачем эти воспоминания? - Прочли? – участливо осведомилась Галина, входя с миской отборных груш. - Нет-нет, ещё не всё, - заерзала я на стуле. – Может, лучше я поеду… У меня есть зонтик. Прочту письмо у себя… Успокоюсь, подумаю. Галина решительно положила руку мне на плечо. - Ладно, я знаю, что там написала мама. Давайте расскажу дальше. Итак, когда обнаружилась пропажа, в доме были все свои. Но поиски результатов не дали. Через неделю вы уехали домой. Случай стал постепенно порастать быльём (так говорила мама). Но дачников больше мы не пускали. Только Эля с Олегом перебрались в мезонин и остались у нас навсегда. Они ведь из Казани уехали. Уехали в чём были. Оказались без дома, без прописки («бомжи», как сейчас говорят), но руки и душа у Эли были золотые. Мама не расспрашивала её о прошлом, да и нас предупредила, что было оно у Эли очень горьким. Постепенно женщина проявила себя, удивляя нас и радуя. Поначалу за огородом, за птицей ухаживала. Потом на кухне порядок навела, всё по-хорошему взяла в свои руки. И вдруг мы узнаём, что она ещё и художница. У нас все стены её пейзажами и портретами увешаны. А ещё она у себя в мезонине устроила мастерскую. Люди приезжали за её работами и деньги платили. Ещё иконы Эля вышивала по ночам. А уж куклы – её самое любимое и прибыльное было занятие. И всё из никчёмного материала – бросовых лоскутков, старых кофтёнок, цветного полиэтилена. Работала быстро, ловко. Раз, два – вот каркас из проволоки готов. Вот ручки-ножки связала, пришила. Вот волосы из старой пряжи распустила или из шёлка ровненько нашила на основу. Самая муторная работа была – личико и пальчики. Костюмы – тут уж полёт фантазии нужен! Там тебе и пастушки, и принцы, и рыцари… Кстати, вас давно дожидается испанка, но не одна, а с тореадором. Хозяйка снова вышла и вернулась с двумя куклами изумительной красоты на подставке из зелёного муравчатого пластика. Изящная эта пара казалась живой. Лицо испанки было лицом Эли, а тореадор похож на Олега. В руке у дамы был миниатюрный веер. Галина аккуратно развернула его и дала мне прочесть несколько слов на его внутренней стороне. «Отдаём тебе наши сердца. Забери и прости нас».Коварный камень
Слёзы сами брызнули из моих глаз. Неожиданное волнение, сожаление, что этих людей уже нет, непонимание происходящего – всё это быстро проносилось в голове. За что прощать?.. Я снова развернула письмо тёти Нади. Далее она писала: «Эля с сыном после вашего отъезда перебрались в мезонин. Олег был воспитанным, талантливым юношей. Сутками пропадал в Москве – работал водителем троллейбуса, а затем до изнеможения тренировался в бассейне. Он прекрасно плавал, ещё в Казани в крупных соревнованиях участвовал и мечтал попасть в сборную СССР. Девушку завести так и не успел… А маму как любил… Конфетами, духами баловал. Эля же стала моими руками, ногами и головой. На ней весь дом держался. Марьей Искусницей я её называла. Мечта у неё была, чтобы Олег стал чемпионом мира. Деньги копила для него, себе во всём отказывала. Зато кукол своих в царские одежды наряжала – шёлк, золото, алмазы – всё, как настоящее. Так длилось лет пять. А потом Олег стал сильно болеть, о спорте уже и речи не было. Потом он совсем слёг, высох и тихо как бы растаял для всех. Эля была безутешна, и всё твердила, что это она загубила сына, совершив грех. Таланты перестали её радовать. Болезни же стали наваливаться одна за другой. Поначалу стали плохо видеть глаза. Затем отяжелели ноги. И только руками, почти на ощупь, она мастерила своих красавиц и кавалеров для продажи. Трудное время тогда было. Эля этим очень нас поддержала. Так и умерла на рассвете, а в руках кукла – китаянка незаконченная. Вот, Луиза, такие дела. Я уж и не помню твоего настоящего имени. Всё Луиза, да Луиза… Пишу, веря, что прочтешь письмо, может и без меня уже. Галя тебе его передаст. И ещё одну вещицу – подарок тебе от Эли. Перед смертью она мне всё рассказала и просила поставить этих испанцев в сервант, чтобы не пылились и тебя дождались… Мне-то уж скоро туда – к Эле. А ты живи долго, будь счастлива. Прощай». Говорить было больше не о чем, хотя всё же вопрос, за что я должна простить их, продолжал занимать. Галина, как я поняла, об этом тоже ничего не знала. Она проводила меня до электрички, вручив букетик голубых игольчатых астр. По дороге на станцию показала дом, где живёт Костя Хабенский. Он совсем небольшой, аккуратный. За забором я ничего не увидела. Вернулась я засветло. Достала «своих» испанцев. Сколько же они меня ждали? Состариться можно. Расправила складочки на их одеждах, подняла ручки, погладила пальцем шёлковые щечки. А есть ли у них сердце? Ведь о каких-то сердцах писала Эля. Я вынула из конверта письмо тёти Нади, при помощи лупы обследовала записку-веер и всё думала, думала. Какая-то догадка вертелась в сознании, но я не могла её материализовать. О каких сердцах речь? Почему я должна их взять? Где?.. Стоп! А если сердечки у моих кукол? Ведь Эля могла и их смастерить. Приподняв пунцовую юбку испанки, я заглянула внутрь. Да, у куклы было сердечко – из алого трикотажа, пухленькое и приколото с левой стороны воображаемой груди. Потрогав его, я ощутила что-то твердое. Машинально мои пальцы отстегнули сердечко размером в два ногтя, распустили шёлковую нить, и на ладони у меня очутился перстень с ярко-розовым камнем и тремя чёрными прожилками на нём. Я узнала его! Это был мой давно исчезнувший перстень с родонитом, или проще, с орлецом. Так его назвал продавец магазина в нашем уральском городишке Серове. «Орлец», потому что на Урале, где в основном добывают этот традиционно русский самоцвет, его кусочки часто находили в орлиных гнёздах. Из родонита делали больше броши, вазочки, запонки. И перстень считался очень редкой поделкой. А купили мы его, потому что он был похож на мои тогда ещё ярко-розовые щёки и черные брови. Я приподняла полу плаща у тореадора и отстегнула его сердечко. Внутри была небольшая записка, сложенная гармошкой, и золотисто-зеленый переливчатый камень. Прочла записку: «Прости нас, Луиза. Мы верили, что перстень принесёт Олегу удачу в спорте, а мне поможет успешно проявить свои таланты. Когда-то Олег хотел отколоть кусочек родонита на станции метро «Маяковская» (она отделана этим камнем), но подвернулся случай, и я взяла на душу грех… Не знали мы, что это коварный камень – он помогает мстительным, злым людям. А, попав к простакам, начинает мстить сам. Мы наказаны по заслугам. Остальное ты знаешь. Избавься от этого перстня. Возьми на память «кошачий глаз». Это верный оберег. Сделай из него медальон». Так я и поступила. Посоветовавшись со священнослужителем, оставила перстень в Преображенском соборе, чтобы отмолились грехи, связанные с коварным камнем. А «кошачий глаз» мне по душе.Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
