 |
| Ольга Ивановна Антуфьева: «Я с детства знала, что во «враги народа» записывали лучших…». Фото Владимира Ларионова |
По наследникам славы
Кораблестроители XVIII-XIX веков, купцы, потомственные почетные граждане Архангельска; глава города, за хорошее ведение хозяйства награжденный императором Александром I бриллиантовым перстнем… - про династию Амосовых пишут в энциклопедиях. Для меня глубина такого семейного прошлого – как космос. Дух захватывает, когда смотришь старинные фотографии, читаешь на обороте: «Прадед Василий Михайлович Ивановский. Спас 19 человек, тонущих при шторме в Мезени. Царь наградил его золотыми часами с тремя крышками. Среди спасенных была его будущая жена – красавица Юния», «Дед моей мамы, Александр Прялухин, протоирей. Лично был знаком с Иоанном Кронштадтским»… Амосовы, Прялухины, Ивановские - три славных рода, служивших Отчизне до 1917 года. После в Отчизне за это стреляли. В наследников объединенной славы. «Амосов Иван Антонович, начальник отдела технического контроля Архбумкомбината. Арестован 21.08.41 г. Незаконно осужден к лишению свободы на десять лет. Сведений о дальнейшей судьбе нет» - написано в покаянной книге про отца Ольги Ивановны Антуфьевой. Его не расстреляли, и нам есть что дописать. - Ольга Ивановна, а когда ушел страх? - Никогда не проходил. Но вы не бойтесь. Я уже не в том возрасте, чтобы, вспоминая, разволноваться и умереть.«Если кто хрюкнет, что плохо…»
Дочкой «нехорошего папы» Оля стала в детском садике. Второй месяц фашист рвал страну, но это не мешало молоху «народного гнева» бить по своим. На день ареста у Амосовых был назначен праздник. Папе на комбинате наконец-то дали квартиру. Мама, трое маленьких детей и узлы на тележке ждали на пристани его, а подошел чужой дядя в кожаной куртке… Придя в себя, Мария Васильевна не обняла, не поцеловала детей, только сказала: «Поедем обратно, к бабушке». Ей нельзя было обнимать и целовать - тяжелая форма туберкулеза. Мама и раньше кашляла кровью, но алые пятна на сером асфальте той обратной дороги дочка запомнит навсегда. «До последнего дня не забуду» - это про заведующую детсадом, которая кричала: «Если кто хрюкнет, что вам в садике плохо, пну так, что сдохнете на дороге». И про ее сынка Альку, безнаказанно стрелявшего в малышей из рогатки, выстроив их у стеночки и метя ниже живота. Про лица санитарок в больнице, куда Олю привозили с безнадежным диагнозом. «Я съем ее суп, а ты – второе. Завтра наоборот», - делили они обед девочки. Девочке доставался чай. «Условно сладкий». За счастливое детство Ольга Ивановна никому спасибо сказать не может, не было его. Вместо взрослыми выверенных детских речевок она кричала «Папа!» под окнами тюрьмы. Училась не говорить правду. И даже была готова сказать неправду, что вместе с мамой после условного звонка тети Ксении Гемп ходили к ней «за травками». А потом к доброму доктору Егидезу «лечить зубы, было больно». Неизвестно как узнаваемое, так, по цепочке, передавалось предупреждение о возможных арестах и обысках. Оля получала «тройки» по математике, зная предмет лучше всех в классе, и умела из-за несправедливости не плакать. Она делилась своими кусочками с ослабевшим братиком Сашей, на которого мама больше всех надеялась: «Он продолжит нашу династию химиков». И тянула к знаниям толстушку-второгодницу, чтобы хоть ненадолго не хотелось есть. Тогда ведь не все голодали. Анфиса Александровна Кривонкина – доброе имя Олиного детства. «Позанимайся с Ниной, - сказала учительница. - Я договорилась, тебя будут кормить. И помни, что это не унижение!» - Поле занятий мама Нины выносила нам по три маленькие картошины. Я спрашивала, нельзя ли еще одну? «Ты что, - ахала девочка, – ты тогда толстой будешь, как я, а надо худеть». Я не понимала, как это - худеть, но головой кивала.Возвращение
Олины молитвы до Бога дошли, однажды заключенный Амосов на зимней дороге к лесозаготовке потерял сознание. Конвоир пнул доходягу: «На обратном пути заберем». В тот год как раз послабление вышло – охранники народа некоторым его врагам дозволяли умереть на свободе. - Я пришла из школы. Во дворе какой-то страшный старик с моей старшей сестрой Леной пилит дрова. И так жутко у него кадык ходит, что кажется, сейчас горло прорвет. Дома бабушка сказала, что это отец. Пошла, еще раз посмотрела на старика и – в слезы: «Зачем обманывать? Мой папа большой и красивый!» Отец вернулся с разбитой в кровь душой. Обезболивал ее, выпивая. Жил один, на станции Вандыш, с семьей в Архангельске не разрешили. А когда через несколько лет разрешили, все равно было негде. В комнатке в восемь квадратных метров пятому человеку даже стоять было тесно. Да и не было уже той семьи, подрубили… Вместе с помощницей семьи Ксенией Петровной Гемп, выхлопотавшей способного химика для своей лаборатории, он занимался наукой, выводил из водорослей универсальное чудо по имени «альгинат натрия». Однажды Ивану Антоновичу даже предложили выступить на большой конференции. - Мама заняла денег, чтобы купить костюм. Но папу на конференцию не отпустили. Костюм он одолжил сотруднику, который поехал вместо него. А тот, вернувшись, сказал, что украли. Как же рыдала мама! А папа виновато улыбался и тихо повторял: «Не плачь, Маруся, еще хуже бывает». Он приходил к нам в гости. Посидит, погуляет у реки и возвращается к себе. Иван Антонович жил в комнате-пенале старого барака, в коридоре которого нестерпимо пахло туалетом. Когда в 1964 году ему во второй раз дали квартиру, приговор тоже был уже подписан. На этот раз - с отсрочкой. Недели две судьба оставила, чтоб пожить по-человечески. - Каким веселым был этот день. Я так хохотала на дне рождения сестры. И не знала, что папа умер. Простить себе этого не могу…«Отче наш» под диктовку
Школу Оля окончила умницей с косой «до подколенок», мечтой стать химиком и наивной маминой надеждой, что от беды можно уехать: «В Архангельске мы, враги народа, всегда прозрачными будем. Уезжай в Воронеж». Из Воронежа уже была послана победная телеграмма студентки-химика. Поэтому, зайдя в институт, чтобы узнать об общежитии, она не могла понять, о чем, отводя глаза, говорит профессор, еще вчера поздравлявший ее с блестящим результатом: «Не расстраивайтесь, девочка. Может быть, в следующем году что-то изменится…» - Меня вызвали в кабинет. Спросили: «Кто ваш отец?» И обругали, мол, уже навредили в Архангельске, еще и к ним приехали вредить. Я заплакала страшно. В АЛТИ «своих вредителей» принимали, но на химическом факультете мест уже не было, поступила на лесоинженерный. «Чего страдать? – не понимали Олиной мечты сокурсницы. - У химичек несчастных в группе всего один парень, а у нас столько женихов!» Став женой доктора, Ольга Ивановна уехала за мужем в Нарьян-Мар, родила двух сыновей. Она везде работала так, как должно честному человеку при любой власти. А верила только в Бога, очень тихо, чтобы даже муж не услышал. Только один раз, рассказывает Ольга Ивановна, громко об этом сказала. Своим ученикам, которым преподавала электротехнику в северодвинском училище, перед призывом в армию, несшую потери на необъявленной войне: - Я попросила их открыть тетради и записать под диктовку «Отче наш».***
Отца Ольги Ивановны реабилитировали. В 1992 году. Пережила ли обида наследницы горя запоздалое торжество справедливости? - Обида? Нет. Я с детства знала, что во враги народа записывали лучших. …Младший брат Саша детскую мечту исполнил, стал химиком, работал в лаборатории «Звездочки». Только сил на долгую жизнь ему не хватило. Ну а у «Тонкой рябины» судьба такая, чтобы под нее люди о своем плакали. Беседовала Ольга ЛАРИОНОВА (larion-olga@yandex.ru, тел. 50-80-51 )Только в годы войны в Ягринлаге умерли 8915 заключенных. Общество «Совесть» призывает жителей города 30 октября в 19 часов почтить память невинных жертв ГУЛАГа минутой молчания.
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта
