Позвонила Ленка и сообщила, что снова читает «Московскую сагу» и снова ревет. Что ничегошеньки у нас не меняется... Взяла в руки и я знакомое аксеновское произведение, и вновь в памяти всплыло, как четыре года назад просто мчалась с работы домой, чтобы успеть сделать все дела и прилипнуть к телевизору – несвойственное для меня занятие. Сидела у телика каждый вечер с носовым платком и утирала слезы над одноименным сериалом.
 |
| Фото В. Ларионова |
Слезы российские - горькие
А сериал тогда в течение шести недель заставлял плакать, вероятно, абсолютное большинство телезрителей женского пола. Да и мужчины если слезу роняли, зазорного в том не было. «Московская сага» – потрясающе глубокое произведение Василия Аксенова, которое, что не менее удивительно, не потеряло глубины и искренности при экранизации. Любая «Санта-Барбара» или «Изаура» отдыхают…
На протяжении всего сериала обсуждали «Сагу» с приятельницей. Для Ленки она имеет совсем иную ценность, гораздо большую. О той, присталинской жизни, в том числе и гулаговской, ей рассказывала бабушка, сама лагерей хлебнувшая и в них потерявшая первого мужа и отца. Оба сгинули без права переписки. Внучка и правнучка политрепрессированных, Ленка все свои сорок жила с каким-то зыбким ощущением тревоги. Последние пять лет маялась между надеждой, что все в России устаканится, и желанием уехать жить в Швецию к своему бойфренду. Олаф ее любил самозабвенно и никак не мог понять, чего она так цепляется за страну, в которой ничего хорошего ее не ждет. Зарплаты едва хватает сводить концы с концами. Квартиры своей век не видать: их кооператив прихватизировал в процессе развода муженек. Был он в золотые застойные комсомольским номенклатурщиком, в перестройку с легкостью перевоплотился в заядлого борца с коммунизмом и выстроил бизнес, в который, кстати, вложил и доверенную ему комсомольскую казну. Когда однажды разгневанный Ленкин отец высказал зятю-перевертышу все, что о нем думает, тот просто вышвырнул жену на улицу. Начхал и на детей. Тем паче что его юная секретарша-любовница была на сносях.
Что они знают о нас?
– Нет, надо валить за бугор, – соглашалась Ленка со шведским кавалером. – Мы с матерью прикинули: мне, когда выйду на пенсию, ее нынешняя пенсия будет казаться просто фантастической. Наши правители с этой накопительной системой намудрили, а расплачиваться за это будем мы, сорокалетние. А теткам вообще «геноцид» устроили: мало того что оклады и должности у нас извечно хилее, чем у мужиков, так теперь еще и деньги отнимают за время, пока детей рожали и в декрете сидели. Что за пенсию с двоими моими хвостами я заслужу! Они там, на трибунах, о нормальной, простой жизни хоть что-то знают?
Ленкины хвосты – 14-летний Сашка и 9-летняя Маринка – основная причина, по которой она все больше склонялась к шведскому будущему. Мало того что она просто желала им спокойной, сытой жизни, так еще панически боялась, что детям когда-нибудь придется пережить кошмары, о которых опять вспоминали ее мама и бабушка, рыдая у телевизора над судьбой героев сериала. Ленка, как и ее отец, была убеждена, что весь наш народ несет в себе генетический страх, потому так рабски покорен:
– Пока какой-нибудь супостат нас давить не начнет, мы все головой киваем. Вертикаль власти укреплять? Ура! Губернаторов назначать? Ура, назначайте! И к каждому еще по чекисту в замы пристегните, чтобы за порядком бдил и учет недовольных вел. Мы будем бороться с международным терроризмом, а свое население изведем реформами или сплачивая его в стройные ряды перед лицом опасности. От политтехнологий уже все очумели и четко уяснили – от нас ни черта не зависит! Но ведь это уже было! Смотрю кино, и кажется – это про нас, про наше завтра. Боюсь, что все повторится.
Так езжай, говорила я, к своему Олафу. Может, в самом деле в Швеции этот страх тебя отпустит. И слышала в ответ:
– Так боюсь, что в России гайки закрутят, мать с отцом сделают невыездными и нас к ним не пустят. И письма запретят. Ну как они без меня и Сашки с Маринкой! Они же нас до смерти любят. И мы их. Ну скажи ты мне, почему такой великий народ в такой великой стране так плохо живет и так боится жить свободно и счастливо.
Спросила Ленку, сама наревевшись после финальной серии «Московской саги», мол, для тебя-то счастье в какой формуле выражается? А она в ответ без запинки, словно «Отче наш»:
– Любить тех, кого люблю. И не бояться, что кто-то посмеет заставлять тебя от любимых отрекаться. Вон бабуля рассказывала, как ее мать, моя прабабушка Анна, билась, чтобы хоть какие-то следы мужа отыскать после пятьдесят третьего. Не нашла. Замуж больше не пошла, говорила, что человек может вернуться только туда, где его ждут и любят. Так до последнего дня и любила всех нас и своего Михаила. И верила, вдруг жив, вдруг объявится.
Слушала Ленку тогда и думала: вся жизнь нашего государства с доисторических времен – сага о страхе. И любви, которая страх побеждает.
И за бугром слезы солоны
Сейчас думаю так же. Любим и боимся. Боимся и любим.
Подруженька теперь в Швеции. Год как перебралась туда на ПМЖ. После того как «поступила» сына в российский технический вуз, Сашка нынче успешно сдал сессию за первый курс и собирается на каникулы к маменьке и ее Олафу, теперь законному супругу. Какому государству жизнь свою посвятит, пока не решил. Там вроде перспективы неплохие, а его будущее образование и за бугром котируется.
Здесь весело, интересно, друзья-приятели, финансовых проблем у парня нет: хоть с подработкой пришлось расстаться (из-за кризиса фирма пожертвовала студентами), но Олаф спонсирует своего будущего преемника. Ленкин за¬граничный муж, своих детей не имеющий, надеется, что Сашка подхватит его дело. Но тот никаких гарантий не дает, тем более что боится. Не за себя - за бабушку с дедушкой. Он им теперь «три в одном» – за внука и за уехавших дочку и внучку. Парень вырос, не в пример родному папаше, ответственным и с гипертрофированным чувством долга.
Младшенькая Маринка – 13-летняя барышня – шведским бытием вполне довольна. Если бы не упиравшаяся Ленка, дочь ее давно бы уже усвистала в благополучное королевство. И теперь словно наверстывает упущенное: бабушке с дедушкой ежедневно по скайпу (спасибо Интернету за бесплатное общение!) докладывает, где была и что делала. Боится только, что мать все же надумает в Россию воротиться.
Есть у девчонки основания опасаться. У Елены периодически случаются приступы жесточайшей ностальгии. Слезы-сопли льет, стараясь, чтобы никто не видел, но личико выдает ее тайные страдания. Без дела не сидит, на курсах осваивает шведский, английский ее оказался вполне сносным, так что она даже какой-то общественной деятельностью занялась.
Изумляет друзей Олафа своими идеями. Одну, поначалу показавшуюся им сумасбродной, Ленка реализовала. Организовала обмен школьников, на весенних каникулах принимали шведы бывших одноклассников ее дочки, а сейчас Ленка в Россию привезла тамошних Маринкиных соучеников. У детей тут целая культурная программа.
А генератор и главный реализатор идеи белыми ночами снова льет слезы. Соленые, но, как мне кажется, уже менее горючие. За «Московскую сагу» она взялась, вернувшись с кладбища от родной могилки. Ленкину бабушку Антонину Семеновну схоронили два года назад. Она и стала тем главным пинком, что заставил мою приятельницу паковать чемоданы. Умирая, баба Тоня завещала своей единственной правнучке стать счастливой. Она же и велела ей в Швецию ехать. Сказала:
– Вот что, Еленушка, детям надо дать выбор. Захотят – пусть капиталистами в той Швеции становятся, захотят – пусть возвращаются и здесь строят социализм или что там будет. Без тебя же они туда не поедут. А родители не вечны, так хоть на старости подари им радость знать, что у тебя все в порядке. Пусть далеко, но им оттуда сможешь помочь и приезжать в гости будешь – супостат-то твой щедрый, не откажет любимой в «господдержке». Олаф мне давеча после церкви поклялся, что не обидит тебя. Да и сколько ему ждать-то! Может, ты ему еще родишь мальчонку или девку, они у тебя одинаково гожие получаются. Какая ж ты старая?! Их буржуйки в сорок-то только дозревают до семьи да до детей. А у тебя опыт уже есть. Так что давай, поезжай. И не бойся. Страх-то он ведь внутри. Ты его отпусти... Глядишь, и узнаешь, какое оно счастье – любить и не бояться.
Елена БОЙКО