Детство мое прошло на «главной улице России» – на Волге, в небогатой, без электричества и радио деревеньке на 40 дворов в семи верстах от села Ельчик.
В ЕЛЬЧИКЕ был и есть храм. В советское время сельчане дружно препятствовали всем попыткам закрыть его. По воскресеньям бабушки брали нас, внуков, с собой в церковь. Дорогой вели с нами беседы о Боге, Который все видит, потому-то нельзя поступать дурно, даже если никто из людей об этом точно не узнает… В храме между молящимися всегда царила строгая тишина, звучали только молитвы и песнопения. Без подсказок первыми ко кресту и к причастию подходили дети…
Наверное, это делало какой-то особой и атмосферу вне стен храма. У нас, скажем, избы запирались на замок лишь тогда, когда хозяева на много дней покидали деревню. На Пасху дети вдов заходили в дома с возгласом «Христос воскресе!» - и возвращались к себе во двор с черными кирзовыми сумками, наполненными куличами, крашеными яйцами. Все мы, дети, здоровались и с незнакомыми, например путниками…
И рядом с нами жили настоящие подвижники, Божьи дети. Вспоминаю одну такую старушку. Жила она одиноко, быт ее был беднее всех: избушка ее единственная в деревне была крыта соломой. Государственных пенсий сельчанам тогда не платили, многие ее ровесники торговали на базаре в поселке Звенигово тем, что выращивали на своих подворьях и собирали в лесу. Уходила в лес и эта безвестная – даже имя изгладилось из памяти – русская старушка. Но когда она возвращалась в деревню, то все ягоды сыпались в картузы и подолы рубах ребятне…
Все чаще я вспоминаю ту старушку.
Юрий ГРИГОРЬЕВ