5 сентября у Глафиры Михайловны Калининой юбилей
«Здравствуйте, дети. Меня зовут Глафира Михайловна». Как называть новую учительницу по русскому и литературе за глаза,
5 «б» понял сразу. Молоденькая, хорошенькая, а нарядная какая! Конечно, надо было еще характер новенькой проверить какой-нибудь маленькой пакостью из большого ученического репертуара, но по первому впечатлению - Глашенька!
МОЛОДОЙ учительнице тоже хотелось понять, какие они, ее первые «бэшки». А они сливались в одно темное пятно. 1 сентября 1953 года за партами нарьян-марской средней школы сидела недолюбленная погибшими отцами, не-накормленная досыта, в темном ситце одежек счастливая ребятня.
«Эта встреча, как первая любовь», - скажет через пятьдесят пять лет Глафира Михайловна Калинина.
«Я памяти служу»Из-за кого из них, любимых, в первый раз плакать пришлось, Глафира Михайловна не помнит. Кто-то из мальчишек изобразил женские формы, запихнув под рубашку два мячика. Ерунда, конечно, если бы не сидел на уроке представитель из района.
Чернильницы-непроливашки еще как проливались. Бритвочки, засунутые в щель парты, нудно звенели. Вынос тела мышки, прихлопнутой линейкой, производился торжественно, за хвостик.
А страшилка со скелетом?! После уроков, устав от пионерских дел, решили ребята в жмурки поиграть. Девочка Аллочка, выключив свет в классе, скальпированное учебное пособие подвела к двери, и дождавшись, когда она откроется, костяшками рук приветливо помахала. Думала, подружка заверещит, а сорвалось два голоса – учителя и родителя. Им-то что, не очень долго в себя приходили, а вот Аллу, четырехкратную участницу ВДНХ, чуть звания юнната не лишили.
- Это была трагедия. Но я ведь нечаянно, - вспоминает Аллочка, почетный ветеран Севмаша Алла Постникова.
Смеются, вспоминая, одноклассницы: журналист Нина Семьина из Плесецка и ихтиолог Галина Гвоздухина из Онеги. Три любимые девочки Глафиры Михайловны пришли к ней в гости, чтобы обсудить встречу с еще тринадцатью любимчиками из
5 «б». Учительница тоже собиралась на очередной слет в Санкт-Петербург, но здоровье подвело. И теперь надо все подробно узнать про Лешу, Валю, Игоря, Лилю. Спеть песню, которую написал Володя. Помянуть Славушку. И узнать, что сказали дорогие «бэшки», когда каждый из них получил от учительницы благодарственное письмо, достоинствам только его школьного характера посвященное.
- Все плакали, Глафира Михайловна. И удивлялись: как вы все помните?!
Могло быть хужеУ девочки Глашеньки была блестящая мечта – золотые туфельки, как у циркачки. Цирк, который жил по соседству, – это была сказка, бал красоты для маленьких архангельских Золушек.
- Мы даже в помойке контрамарки искали.
А потом цирк разбомбили фашисты. И заставили детей мечтать о хлебе.
Первый день войны – это голос Левитана. И растерянное лицо отца:
- Я выбежала из комнаты, в панике и тревоге встала на крыльце и вижу – идет папа с желтыми цветами-купальницами. На улице ярко, тепло, и он еще ничего не знает.
Голод пах тюленьим жиром, горе – пожарищами после бомбежек. Страх сыпался с неба нарядными искрами зажигалок. Дежурство на крыше, ночи в хлебных очередях, кубометры распиленных на дрова бревен, с которых текла ледяная вода, уроки при огарке свечи, записанные на старых газетах. Было страшно и тяжело, но вечером приходила домой мама, и папу война пощадила. Глашенька знала, что такое «хуже». У подружки Кларочки в 37-м расстреляли отца, потом умерла мама и брат.
- С первого по седьмой класс носила она одно пальто. Помню, как Клара идет от моего дома, она выросла, а пальто нет. Руки красные из него торчат. Я в окно гляжу и плачу. А помочь нечем...
Крепдешин со шницелемВсе приданое молодой учительницы, сошедшей с парохода на нарьян-марский берег, уместилось в маленьком чемоданчике. Зато голову украшала шляпка, под скромным пальто ждало выхода в свет первое в жизни платье из шерстяночки, на ногах – «румынки» с меховой оторочкой. И даже в самый лютый мороз не поменяет она каблуки на теплые валенки. А почти всю свою первую получку вместе с соседками по комнате потратит на самый яркий крепдешин, который выкинут в магазине. Потом они помчатся в ресторан, закажут на предпоследнее селедку, суп и шницель, о котором так много вкусного слышали.
А стылым утром, накрутив из кудрей «колбаски», счастливая Глафира Михайловна побежит в школу. Это правда было счастье, потому что без него не получится так рассказать. Про то, как плакали всем классом во главе с учителем над «Муму», как, спасибо журналу «Огонек», обзавелись своей «Третьяковкой» в коридоре. Как ставили в школьном театре «Бориса Годунова», «Баню» Маяковского и даже на самого Владимира Ленина замахнулись пьесой «Семья».
- Сейчас думаю: боже, какой нахалкой я была! – смеется Глафира Михайловна.
- Обида какая-нибудь вспоминается?
- До сих пор помню ошибку Бориса Харина, он в выпускном сочинении слово «оккупация» с одной К написал. И получил не золотую медаль, а серебряную.
«Все сложилось»Три альбомных листа – это на скорую руку, телеграфным стилем, только про растущие должности и самые главные дела из внеклассной работы в нарьян-марской, архангельской школах. И в нашей, двадцать пятой («Продала себя в Северодвинск за квартиру. И очень его полюбила»). Если собрать всех ее учеников, то маленькое государство, наверное, можно создать и закрыть все его вакансии. Даже свой диссидент есть.
Но это не главное, главное – люди хорошие получились. Потому что другие не будут звонить своей учительнице и через 20, и через 40 лет, а ведь есть и такие, кто набирает ее номер телефона каждый день!
Сколько сил и чувств вложить надо в детей, чтобы взрослыми так и столько помнили? Может и на себя ничего не остаться. «Все сложилось», - говорит Глафира Михайловна.
Звезда любви«Я тебе звезду достану», - сказал Юра. Она подумала про небо, а он говорил про море, в котором тоже живут звезды. Они стояли на перроне: «военный последыш» и заплаканная девчонка. Она плакала от жалости и, наверное, уже от любви к другу детства, худенькому Юрке в большом тулупе, которого ждал «телячий» холодный вагон и бог знает какая судьба. Бог миловал. И вся сирень, которая цвела в округе, падала в дни летних встреч к ногам любимой студентки. Потом у него были моря, у нее Нарьян-Мар и затянувшееся звание невесты.
- В тридцать лет я заволновалась. Пишу ему: что делать, ухажеры достают? А он в ответ телеграмму: «Вертеться не надо, всегда верный тебе Юра».
И снова архангельская скамейка, с которой, наконец, отправились в загс, а там выходной день. Пришли в рабочий, другая загвоздка у порога: как заявление писать? «Хочу жениться», «Прошу выдать меня замуж»?
- Мы же не знали, что бланки специальные есть, - смеется Глафира Михайловна. – Сын родился, через год второй. Все хорошо и быстро получилось. У меня был удивительный муж, не сентиментальный, немногословный, но выполнял все мои желания. И знал всех моих учеников.
Нужна шляпка!- Знаете, почему я так долго живу и мне не скучно? Во-первых, вокруг замечательные люди. Во-вторых, хорошие книги и гламурные журналы. А в-третьих, всем скучающим старикам могу сказать: нужно делать себе гардероб.
«В этом я должна была выйти из поезда в Санкт-Петербурге», - демонстрируется на первом выходе сама элегантность. «В этом – на даче с ребятами отдыхать», - легкий флирт с летом. А шляпки, а шарфики! Откуда у пенсионерки деньги на такие наряды, если последние, «как алкоголик», относит в книжный? Найдутся у любой, если ходить туда, где одежку килограммами продают. «Тряпье» плюс фантазия - и вас обязательно спросят: у кого одеваетесь, мадам?
- Глафира Михайловна, откуда эти дивные кружева? – ахаю над очередным выходом.
- Из подзоров для кровати. Скучная такая кофточка была…
Если бы я носила шляпку, сняла бы ее перед этой женщиной, до восьмидесятилетия которой остался всего один день.
Беседовала заместитель главного редактора издательства «Северная неделя» Ольга ЛАРИОНОВА
Тел. 50-80-51, larion-olga@yandex.ru