Старожилы Белозерского скита не мыслили себя без родного уголка
Не думал я тогда, в середине века, что эта поездка для моей семьи будет такой интересной и запомнится не на одно десятилетие.
ПРАВДА, дорогу до скита, раз пройдя ее, забыть сложно. Сначала узкоколейка до Белого Озера, на которой мотовоз останавливался чуть ли не перед каждой возвышенностью, а выходить (вернее, выскакивать) нужно было изловчившись, чтобы не упасть на камни или в трясину. А далее пешком через добрый десяток болот по едва различимой для неопытного глаза тропке. Впрочем, у нас был надежный проводник – друг семьи Борис Шишов, сын Афанасия и Марии, старожилов хутора.
По тропке я шел, внимательно глядя под ноги. И вдруг, подняв голову, увидел раскинувшееся передо мной северное приволье: озеро, на возвышенности – дом со многими окошками, стройные сосны, снопы сена, пасущиеся козочки… А Мария Александровна, развешивавшая белье для просушки, заметила нас издали. Непритворно обрадовалась. Старики Шишовы – на двоих им тогда было уже полтораста лет – вообще радовались каждому путнику. За вкуснейшим чаем на чистой озерной воде началось наше знакомство.
Скит стоял здесь несколько веков. В такие места бежали люди от «новин» патриарха Никона, от тягот солдатчины, от боярской неволи. Сюда приносили свои обычаи и хранили их свято.
- Вон там, на горушке, отец и мать похоронены, деды и прадеды, - говорил мне Афанасий Васильевич. – Прадеды-то у меня беглые, скитальцы. Руки золотые. Дома здесь как хоромы стояли, с пяток их было, с детства помню. Мельница своя, коровы, лошади, козы, овцы. Кругом болота, леса – спокойно жили.
Продолжалось такое вольное житье до тридцатых годов. Тогда пришлось вступить в колхоз. Конечно, не нужно им это было. Но работали и на колхоз на совесть… Не обошла стороной амбурцев и война. Афанасию Васильевичу выпало сражаться за свои светлые озера, за кладбище на горушке, за жену и сына Бореньку. Из наград самая дорогая – почетнейшая солдатская медаль «За отвагу». Несколько раз был ранен, потерял глаз. Но после долгожданной Победы продолжил труд в колхозе.
Рассказ Шишова изобиловал датами, интереснейшими фактами, неожиданными яркими образами. Впрочем, только на свою прекрасную память он не полагался, а вел дневники, имел собственный архив.
Дел у него и после работы хватало по дому: надо и траву скосить, и дров наколоть, и воды принести… Но, окончив дела, все же непременно брал в руки балалайку и рассыпал такой наигрыш, что ноги сами просились в пляс!
Слушая Афанасия Васильевича, я думал: как много мы теряем, закружившись в нашей бесконечной городской суете! И как много сохранил старожил скита! Весь его жизненный уклад лучше любой музейной экспозиции познакомит с матушкой Русью.
И я старался по возможности часто гостить у Шишовых. Катался на лошади, ловил рыбу, спал на повети среди душистого сена… И просто любовался той красотой, которая окружала меня. Часто вспоминал, как Шишов-старший ответил на вопрос, почему не переезжает в город к сыну:
- Да как отсюда уехать можно?
Один только раз пришлось побывать в городе – когда ухудшилось зрение и Афанасию Васильевичу потребовалась операция на глазу. До конца дней вспоминал добром замечательных врачей, вернувших радость видеть белый свет. Зато и сами Шишовы никогда никому не отказывали в помощи. Помню, однажды приютили сразу восемь охотников!
Давно уже нет в живых ни Афанасия Шишова, ни верной его подруги. Да и сам скит с годами уходит в небытие. Такова жизнь. С нами остается лишь наша память.
Юрий СТЕПАНОВ