Вечерний Северодвинск
Номер от 19 июля 2007 г.

Не нужен нам такой батя!
Впервые в этом году я увидел на рынке в продаже грибы. Ядреные красноголовички так и просились на сковородку… Но с некоторых пор у меня в памяти с грибами связывается одна печальная житейская история.

ОДНАЖДЫ, возвращаясь с дачи, у поворота дороги приметил я мальчишку, торговавшего грибами.

- Берите грибы! – обратился он ко мне. – Хорошие, не червивые. Хотите, разрежу?

- Спасибо, не режь, - остановил я приветливого парнишку. – В каких местах водятся? Может, сам схожу.

- Нынче сухо, - охотно начал пояснения юный грибник. Видно было, что надоело ему сидеть одному. – Надо смотреть в зарослях осины и там, где трава густая. Грибов сейчас немного. Это первый рост, как их у нас называют, колосовики – появляются тогда же, когда хлеб колосится. Меня сосед по даче научил грибы искать, Николай Петрович. Добрый был старичок. Жаль, помер в прошлом году.

- Скучаешь по нему?

- Как не скучать! Бывало, встанет в четыре утра и кричит: «Вставай, Ванюшка, чайку попей – и на охоту!» На охоту – за грибами, значит. И впрямь настоящая охота. Каждый гриб выискиваешь, а найдешь – радуешься. Родной-то внук Николая Петровича рано вставать не хотел, вот и приходилось ему в компанию меня брать. Он меня учил, как в лесу не заблудиться. Компас подарил. Почему хорошие люди рано умирают, а всякая мразь долго живет? – вдруг тяжело вздохнул Ванюшка.

- На грибах много не заработаешь, - деловито продолжил он немного спустя. – Сейчас их мало, а когда пойдут, то и продавцов прибавится.

И, словно оправдывая свое ремесло, рассказал:

- Мы с мамой вдвоем живем. Батя пил, пьяный ругался, руку поднимал. Я видел, как мама плакала. Сейчас вдвоем лучше. На день рождения мне даже брюки и рубашку купили. А недавно продаю грибы у магазина, и два каких-то бомжа подходят. Заросшие, оборванные. Один кривится: что, мол, отца не узнаешь? Смотрю – точно, он. Стал меня расспрашивать: как живем, кто к нам ходит, есть ли кто у матери. Отвечаю: «Нет у нее никого, соседка Варвара Григорьевна заходит, а мама говорит, что если ты пить бросишь, то вернулся бы».

Отец усмехнулся и говорит: «Продавай-ка скорее свои грибы и денег дай на бутылку, голова раскалывается». И таким перегаром дыхнул, что меня чуть не вырвало. Деньги у меня были уже, но я ему на опохмелку не дал. Сказал, что сам он работать должен. И тут отец грязным ботинком встал на кучку грибов и раздавил! А я на другие кучки упал. И кричу: «Дави и меня!» Отец плюнул, гаденышем меня назвал и убрался с дружком своим.

Забрал я оставшиеся грибы, домой пошел. Маме сказал: «Не смог продать, давай зажарим и съедим». И тут вдруг слезы пошли, заплакал. Рассказал матери все. «Мама, - говорю, - не нужен нам такой отец! Никогда ему не прощу! Выходи за другого, пусть мало денег зарабатывает, лишь бы не пил и тебя не обижал! А если отец вернется, то я уйду, совсем уйду!»

Ваня помолчал. Глаза у него блестели.

- Правильно я сказал? – спросил он наконец.

- Сложный у вас случай, Ваня, - ответил я. – Но ты матери доверься. Она у тебя, видно, умная женщина. Да и замуж, видно, по любви вышла. Ей тоже сейчас тяжело. Ты не груби ей.

Тут подъехал мой автобус.

- Прощай, Ваня! – сказал я. – Счастья тебе и удачи!

Скоро парнишка скрылся из виду. А воображение продолжало рисовать отца-пьяницу, раздавленные грибы, старательно собранные сыном… Подумалось: если этот опустившийся тип каким-то чудом доживет до старости, то вряд ли найдет участие у повзрослевшего сына.

Но может, не сгинет сегодняшний бомж, найдет в себе силы для трезвой жизни? И пусть уже не будет ему обратного пути в оставленную семью, зато Ивану не придется брезгливо отворачиваться от грязного и сморщенного человечка, которого когда-то называл папой. Дай-то Бог.

Михаил КОЧНЕВ