Василиска, большая рыжая кошка, родилась во хлеву. Прямо в яслях пустовавшей стайки, вдали от хозяйских глаз, а то и не жить бы ей изначально. Но она выжила.
Жизнь в хлеву
Когда, выбравшись самостоятельно из яслей, она начала путаться у хозяйки под ногами, та, конечно, не обрадовалась непрошеной квартирантке, но и не разгневалась сильно. Вскоре даже стала наклоняться и гладить пушистую спинку котёнка, наливать в миску тёплого и душистого молока. В дом, однако, не приглашала.
А Василиска, впрочем, и не напрашивалась. В холодные зимние ночи она согревалась около тёплого коровьего бока, а то и вовсе забиралась на спину своей большой соседки. Так и дожила до весны. Однажды пьянящий весенний воздух разбудил в ней естественные кошачьи инстинкты, и она самым обычным образом отправилась на своё самое первое кошачье свидание, а потом ещё и ещё, пока не почувствовала, что готовится стать матерью.
Потеря кормилицы
Именно в это время судьба и подкинула ей первое серьёзное испытание: хозяйка продала корову, около которой прошло всё её детство, рядом с которой ей было так тепло и надёжно. Первые два дня Василиска металась по двору в поисках своей любимицы. Облазила все чердаки и чуланы, но корова исчезла навсегда, и вместо привычного тёплого молока хозяйка кидала теперь в миску кусок хлеба, а иногда и холодную картошку.
Василиска нюхала всё это, брезгливо трясла лапами и отходила прочь. Теперь она каждую ночь уходила на охоту и питалась только тем, что ей удавалось добыть, охотясь на прыгающее, ползающее и летающее племя. Она пробовала даже рыбачить: спускалась к реке и подолгу сидела на плотике, любуясь тем, как играет на солнце серебристая мелюзга.
Рядом с теленком
Спать она перебралась к телёнку. Она лизала его мягкую шерсть, чесала за ухом, а он в ответ благодарно и протяжно мычал. Но неожиданно оборвались и эти, наладившиеся было новые отношения. Как-то в хлев пришёл грязный бородатый мужик, от которого за версту разило перегаром. Василиска даже фыркнула, учуяв новый запах, но мужик подцепил её под брюхо носком сапога и со злостью отшвырнул в угол. Потом он надел теленку веревку на рожки и вывел его под весеннее, украшенное кучевыми облаками небо.
Предчувствуя что-то нехорошее, Василиска сиганула в лес, ещё холодный, влажный от только что стаявшего снега, усеянный синей щетинкой подснежников. Там она забралась на самую высокую ольху и со страхом поглядывала в сторону своего дома. Вскоре она увидела, как мужик, притащив откуда-то огромную жердь, перекинул её с одной небольшой крыши на другую, а потом растянул на жерди какое-то чёрное покрывало. Покрывало лоснилось на солнце, и от него шёл пар.
Василиска спрыгнула с дерева и начала подкрадываться к дому, временами попадая в колеи с навозной жижей, кувыркаясь и фыркая: трактора уже успели смесить весеннюю грязь. Едва выбравшись, она повернула за угол, чтобы вскарабкаться на баню и хорошенечко всё разглядеть. Но сделать этого не успела: прямо перед собой она увидела растерзанную тушу теленка. На жерди болталась его атласная шкура – та самая, которую Василиска столько раз вылизывала собственным языком.
Раздобревший, с раскрасневшейся рожей, мужик отрезал от туши кусок мяса и кинул его кошке прямо под ноги. Повинуясь инстинкту, она схватила мясо зубами и кинулась в хлев. Но есть не стала, легла рядышком и затосковала.
Нечаянная радость
В хлеву было пусто и холодно. Хозяйка больше не появлялась, а незапертая дверь жалобно поскрипывала в темноте. Василиска слегла. Несколько дней она не охотилась, не искала себе друзей, и даже не слышала, как однажды ночью подъехала машина, и чужие незнакомые люди долго таскали из дома разные вещи. Она очнулась только тогда, когда машина сильно газанула на повороте.
На следующее утро дверь хлева широко распахнулась, впуская робкие солнечные лучи, и вслед за ними в хлев осторожно шагнули малыши – мальчик и девочка.
Они присели на корточки около голодной, безучастной ко всему Василиски и стали гладить её свалявшуюся шерсть, а потом сходили куда-то и принесли ей воды в старой консервной банке. На другой день они пришли снова, и девочка протянула кошке кусочек колбаски. «Моя красавица!» - приговаривала девочка полузабытым голосом хозяйки.
Сумасшедшая радость вернулась в разбитое сердце Василиски. Оно радостно ахнуло и полетело в пропасть. В знак благодарности она даже было хотела, как обычно, перекувыркнуться через голову, чтобы рассмешить маленького доброго человека, но только устало пошевелила облезлым хвостом. А девочка взяла её на руки, обняла и понесла к своему дому – на крылечке Василиску уже поджидала миска с молоком.
Жизнь домашней кошки
К ней стали возвращаться силы. Целую ночь она не уходила с крылечка, боясь только одного – что девочка больше не вернется. Но девочка пришла и поманила её в дом.
В доме, кроме девочки, обнаружилась ещё и седая сгорбленная старуха. Увидев Василиску, она заворчала на неё и затопала ногами. Боясь взглянуть ей в лицо, Василиска стрелой шмыгнула на печку.
Она жила там несколько дней, спускаясь вниз только тогда, когда приходила с улицы девочка. Тогда наступал праздник – маленькая хозяйка доставала с кожуха испачкавшуюся сажей Василиску, кормила её, гладила по шёрстке и шептала ей разные ласковые слова.
Но однажды девочка принесла с улицы котёнка – маленького, чистенького, игривого.
- Вот его и оставим, - сказала старуха, - а эту надо гнать прочь!
Василиска поняла, что речь о ней, и люто возненавидела котёнка, который посягал на её счастье – на тёплую печку, на девочку и на миску порошкового молока.
Её не выгнали – девочка похныкала, и старуха отстала. Но сразу же после этого начались стычки Василиски с Марфой (так назвали котёнка). Только пух летел, когда Марфа случайно попадала в её лапы.
- Ничего, вот окотится, будет кормить как своего, - успокаивала девочка старуху. Но старуха не верила и по-прежнему хотела сжить Василиску со свету. Удерживало её только то, что живот Василиски волочился уже по самому полу: выбросить на улицу беременную даже у неё не поднялась рука.
Лишившись детей…
Девочка поставила на стул коробку, постелила в ней тряпьё, и однажды утром, когда все ещё спали, в коробке появились трое котят. Старуха выхватила их, ещё мокреньких – и тут же утопила в помойном ведре. Василиска побрела в погреб и там родила ещё двух. Но в погребе было холодно, и она перетащила своих детей на печку.
Она мурлыкала над ними, лизала их, а они ползали по ней, тыкались в соски и, найдя их, сладко причмокивали. Потом случилось то, что и должно было случиться неизбежно, - один несчастный пискнул. Старуха среагировала мгновенно…
Василиска обречённо сползла с печки и, совершенно обессилевшая, равнодушная ко всему, прямо на диване родила ещё одного котёнка, который разделил судьбу остальных…
Новая, счастливая полоса
Началась прежняя жизнь. Потерявшая котят Василиска, так и не приголубила Марфу: их взаимная неприязнь и вражда продолжались и день ото дня становились ожесточённее прежнего. Старуха ругалась и брызгала слюной, приписывая кошке все мыслимые и немыслимые грехи.
Однажды хозяин, которому надоело старухино брюзжание, без лишних слов и проклятий посадил Василиску в мешок и отвёз её на ферму, в знакомый ей с детства мир. Но жизнь среди людей изменила Василиску. Она по-прежнему искала тёплую печку, ждала, что еду ей подадут на блюдечке, лезла к людям, чтобы потереться об их ноги, получая взамен пинки и пьяные окрики. И всё-таки, когда в кормокухне собирались на обеденную попойку мужики, она приходила и жила среди них: ведь иногда ей перепадала сухая корочка от их скудной закуски, и она опять вспоминала то славное время, когда была домашней кошкой.
Однажды зимой в кормокухню зашёл заснеженный человек. Увидев Василиску, он ахнул:
- Батюшки!.. Вылитый наш Тимка!.. Царство ему небесное.
Он взял Василиску на руки, на вытянутых руках поднял поближе к лампочке – и вздохнул:
- Жаль, что ты не кот… Ну да ничего, главное – что рыжая… Вылитый Тимка! Всё, замётано, со мной поедешь. Вот хозяйка-то моя обрадуется!
С этого момента в жизни Василиски началась совсем новая, счастливая полоса. Она продолжается и до сих пор.
Валентина Гусева