Номер от 5 июня 2007 г.

Гренландский тюлень как участник великой войны людей

Еще в канун 400-летия Архангельска местный художник Рудольф Кунников предлагал установить в городе на Двине памятник гренландскому тюленю, и даже сделал эскиз будущего монумента. «Те, кто пережил военные годы, - вспоминал Рудольф Александрович, - испытали и ужас бомбежек, и голод. Многих тогда спасли от голодной смерти мясо и жир тюленя. В знак благодарности я и решил воздвигнуть памятник...».

БОЛЬШЕ ТОГО, художник присмотрел для него место в Петровском парке возле областного драмтеатра, на месте небольшого, уже неработающего фонтана...

По большому счету, идея Рудольфа Кунникова не нова. С каких пор благодарный человек стал ставить памятники животным, сказать трудно. Однако мы знаем, что практика эта повсеместная. Во многих странах, например, увековечены собаки - за их любовь и преданность человеку, а чаще за подвиги, я уж не говорю об известном монументе, который поставил знаменитый врач-физиолог Иван Петрович Павлов. Есть много памятников представителям лошадиного рода-племени, коровам, кошкам, И, надо сказать, сделано это не в шутку, а как дань уважения к тем, кто занял место на постаменте. В Новой Зеландии поставили монумент дельфину, а в Японии - киту-косатке. В конце концов, в Канаде и, кажется, в Норвегии, имеются памятники... треске как кормилице многих поколений местного населения. Так отчего нам, северянам, не вспомнить добром гренландского тюленя?!

Древнему поморскому промыслу гренландского тюленя в Белом море уже не один век, а первые советские зверобойки в горле Белого моря с привлечением кораблей и судов ледокольно-транспортного флота регулярно стали организовываться в конце 20-х прошлого века. Март для поморов становился страдным временем, и на лед выходила их целая армия, мобилизованная из прибрежных деревень. Результаты этой, по мнению некоторых, варварской охоты за тюленем сначала исчислялись тысячами туш. Со временем масштабы добычи зверя росли, к разведке лежек зверя привлекли авиацию, и к началу войны в итоге широко и регулярно организованных «побоищ во льдах» природа ежегодно недосчитывалась уже нескольких сотен тысяч представителей ластоногих. Мои собеседники, а это поморы из деревень Койда, Майда, Ручьи и Мегра, рассказывали, что только один пароход «Леваневский» брал на борт не меньше 60 тысяч голов. А пароходов и ледоколов вкупе было больше десятка...

С «ВЕШНОГО» (весеннего) промысла суда приходили в Архангельск и выгружались у пирса городского холодильника, что на правом берегу. Затем часть груза несамоходной баржей «Канин» доставлялась в Лайский док, где работал участок жиркомбината. А вот с зимней кампании зверобои доставляли добычу в Молотовск, поскольку по еще замерзшей Двине суда не могли пробиться к архангельским причалам. Выгружались они на одном из причалов нашего порта, который в ту пору еще был открытым.

На берегу добытчиков, как правило, ждали родственники. Обычно, когда суда направлялись на разгрузку в Молотовск, из Архангельска сюда же «дежуркой» приезжали десятки людей. Ехали наудачу, ведь всю тюленину строго надлежало сдать государству. Но зверобои все же находили способы в обход установленного порядка, но с согласия руководства, поделиться с близкими частью добытого. Существовала и «подпольная продажа», уголовно наказуемая.

Культовое блюдо общепита

Иные историки утверждают, что голод военных лет в Архангельске и Молотовске имел такие же масштабы и последствия, как и для тех, кто оставался в ленинградской блокаде. Спорить не буду хотя бы потому, что не знаю, каким таким мерилом пользовались в данном случае мои коллеги. Однако соглашусь с тем, что голод у нас действительно был страшным. Первую зиму в Молотовске бедствовали и голодали особенно: продовольствие по ленд-лизу еще не поступало в том количестве, чтобы с него перепало и молотовчанам, а на местных болотах много ли вырастишь?! Свидетельства тому мы находим во многих воспоминаниях, наиболее подробные - у С.А. Боголюбова, директора завода

№ 402, и Г.Ю. Ашоневица, инженера того же завода. Потом были еще по меньшей мере три несытых военных года. А по большому-то счету с подтянутыми животами народ ходил вплоть до 1948-го. Выручила, нет - спасла тогда Молотовск и Архангельск тюленина.

«Корабли со зверобоек были ею буквально завалены. Тушами зверя заполняли не только трюмы, но и палубы, все свободные пространства - даже в коридорах жилых помещений, - вспоминал ветеран Севмаша Юрий Дмитриевич Кайнов. - Благодаря тем самым зверобойкам в меню заводских столовых появилось тюленье мясо, жаренное на тюленьем же жиру, издревле называемое ворванью и обладающее весьма специфическим «ароматом». По разносившемуся с утра запаху ворвани мы безошибочно определяли: сегодня в столовых «тюлений день». Тюленина поступала не только к нам, на завод, но и во все городские столовые Молотовска...»

Признаюсь, вкус тюленины мне не знаком - не довелось отведать, но «аромат» ворвани мне запомнился с того дня, когда я оказался в одном из таймырских становищ, жители которого промышляли морского зверя. Уж двадцать лет прошло, а забыть невозможно! Потому и представляю, до какой степени в войну был изможден голодом народ, если тюленина шла в пищу на первое и второе, что называется, за милую душу!

Добавлю, что мясо и жир тюленя стали спасением не только для Архангельска и Молотовска. Те же мезенские мужики, жители деревень Зимнего берега, рассказывают, в селах, бывало, неделями сидели без хлеба, приходилось кормиться только мясом крохотных пуночек, угодивших в самодельные силки. На промысел порой поморы приходили такие худющие, что неведомо как взбирались по трапу на пароход, а в период промысла многим из них предоставлялась возможность «отъесться».

Не заволокитить бы

Обидно, что идея Рудольфа Кунникова, выдвинутая едва ли не 20 лет назад, до сих пор не реализована. Главной причины тому я не знаю, но пытаюсь отслеживать ход событий по сообщениям в печати. Сначала мысль Рудольфа Александровича озвучили несколько областных газет. Однако реальных дел за этим не последовало. Через какое-то время появились новые газетные публикации - авторы их предлагали поставить памятник тюленю, но уже без ссылки на Кунникова. Эффект был тот же.

Наконец, в прошлом году Архангельская городская организация «Дети, опаленные войной» взяла инициативу на себя и обратилась к общественности: «Мы, участники войны, труженики тыла и члены организации «Дети, опаленные войной», считаем своим гражданским долгом воздать должное этому прекрасному морскому зверьку...» Тогда же ветераны предложили начать сбор средств для памятника. Опубликовала банковские реквизиты и наша «Корабельная сторона». К сожалению, я так и не знаю, как откликнулись северяне на этот призыв, сколько средств собрали, и в какой стадии находится сегодня проект.

Но в своих устремлениях архангельские ветераны не оказались одинокими. С 2005 года уже и в нашем Северо-двинске стали ратовать за установку памятника тюленю. В первую очередь это те, кто знает о голоде военного лихолетья не понаслышке, - члены общественной организации «Дети войны». Горячо откликнулся на их инициативу и Виталий Иванович Пятницкий, на чью долю тоже выпало голодное, но уже послевоенное детство. По сути, он и взвалил на себя большую долю организационной работы.

Но и здесь начались извечные наши российские но. Есть обращения ветеранов к власти предержащим, есть ведомственная переписка, даже есть эскиз самого памятника, разработанный архангельским скульптором Надеждой Шер. И вроде как Севмаш готов взяться за его отливку, и мэр предлагает установить монумент в скверике за мэрией, но нет никаких конкретных договоренностей, сроков, как, собственно, и конечного результата. И конечно, верный путь, чтобы заволокитить дело, - предложения провести по этому поводу... общегородской референдум.

Сталин был потрясен

Рассказывают, в 1948-м Министерство рыбной промышленности организовало специальную творческую экспедицию на лед Белого моря, чтобы запечатлеть и, якобы, поведать товарищу Сталину, с каким размахом организована здесь добыча столь нужного для страны морского зверя. Эффект от затеи получился обратный: сцены промысла больше напоминали хладнокровное и безжалостное истребление огромного количества животных, где-то за сотню тысяч. Об этом, в частности, свидетельствовал знаменитый столичный фотограф-хроникер Евгений Халдей, участник той поездки на Белое море. Кинохронику с места событий Главлит затем запретил к показу. А снимки Халдея, говорят, показывали самому Сталину, и они произвели на вождя народов такое угнетающее впечатление, что он запретил их публикацию. Некоторые из тех работ Евгения Халдея я видел. Выскажу свое субъективное ощущение - душа холодеет! Думаю, холодеет она не только у меня, если споры о негуманном способе добычи тюленей поморами в современном обществе каждый год вспыхивают с новой силой, привлекают людей разных профессий и политических убеждений, и ведутся, в общей сложности, уже несколько десятков лет.

Однако речь здесь о другой стороне гуманности: умеем ли мы, люди, быть благодарными братьям нашим меньшим?!

Осторожнее, дружок!

В конце апреля 1985-го льды в Белом море еще хранили крепость и упрямство. Особенно тяжело давался корабельный ход в его горловине. У нашего «Пионера» был усиленный корпус и 6 тысяч лошадей, впряженных в машину, поэтому нас поставили в голову каравана, вроде ледокола. Однако к вечеру и нас зажало. Ждали разрядки всю ночь. Рано утром пролетел самолет с ярко-оранжевым опереньем и «сбросил» по связи: впереди по курсу - тюленьи лежки, их требуется обойти.

После этого наш караван по-прежнему двигался на север, но уже в отдалении от привычной дороги. Весенняя зверобойка к тому времени закончилась, и на льдинах горла Белого моря в тюленьи стаи сбились те, кто уцелел. Крупные лежки хорошо было видно в бинокль, нам же время от времени попадались небольшие семейки в десяток-другой голов. Тогда белое пространство полнилось низкими гудками и тягучими сиренами - их попеременно давали все корабли. Тюлени, взрослые и малыши, тут же бросались к синим зеркальцам открытой воды, а иные убегали с нашей дороги через найденные во льду лунки. Но были и такие, кто, растерянно пометавшись, вдруг оказывался прямо по курсу. Тогда наш капитан брал влево или вправо, а то и дергал на себя рукоять телеграфа. Махина «Пионера» замедляла ход, и тюлени успевали нырнуть в спасительную купель через расщелину, которую бил, выкалывал наш могучий форштевень.

Так мы и шли к чистой воде моря Баренца - тяжело, нестройным кильватером, с гудками и сиренами - будто подбадривая друг друга и салютуя семейству морского зверя, в войну спасавшему города...