Счастье за мной ходит...

Полярник, моряк, старейшина архангельских спасателей и водолазов Николай Михайлович Тюриков - ровесник ЭПРОНа. Он зимовал в арктическом море Лаптевых и оставил следы на дне моря Дэйвиса в Антарктиде

Прелюбопытная деталь в его биографии: родился он день в день с ЭПРОНом - организацией, с делом которой затем неразрывно был связан всю свою жизнь - 16 декабря 1923 года. Так что вчера, и, к слову, в самый канун 70-летия Севморпути Николаю Михайловичу исполнилось семьдесят девять.

НЕ КАЖДОМУ выпадает судьба, столь щедрая на события и встречи. А еще и редкостный дар исключительной памяти на имена, даты и обстоятельства... Первое свое погружение близ балтийского маяка Толбухин, первое задание «на гражданке» - сменить винт у гидрографического судна «Мурманец»... Все это, как и многое другое, Николай Михайлович помнит в мельчайших деталях, не говоря уже об остальных эпизодах своей долгой и опасной службы. И, право же, рассказать ему есть о чем.

«Берлин» брали дважды. На дне

Специальность его и по нынешнему-то времени считается довольно редкой. А если говорить о Николае Михайловиче, то ее он получил и вовсе в исключительных условиях - на войне. Потом была Балтика: подъем затопленных немецких кораблей. И каких кораблей! Крейсер «Лютцов», лайнеры «Кордильеры» и «Берлин» - будущие советские «Русь» и «Адмирал Нахимов». Причем «Берлин» ему пришлось поднимать дважды.

В конце войны фашисты мобилизовали не только свои торговые суда, но и крупные пассажирские лайнеры, которые использовали как госпитальные или же транспорты для перевозки войск. В это число попал и «Берлин» - солидный многопалубный пароход. В сорок пятом близ Свинемюнде его торпедировали англичане, но он дополз-таки до мелководья, там еще подорвался на мине и лег на ровный киль, всего-то на 13-18 метрах глубины. Война еще не закончилась, а наше командование задачу поставило - поднять, а политотдел придумал лозунг: армия берет тот Берлин, а моряки - этот «Берлин».

Водолазов было человек пятнадцать. Судоподъемная партия состояла в основном из русских, а на вспомогательные работы немцев наняли. Командовал всем инженер Александр Афанасьевич Михеев из Ленинграда. Дело спорилось. Изготовили жесткие шведские пластыри, завели, дальше, уже в декабре сорок пятого, - генеральная откачка. Насосы английские, американские отлично работали, и в самый канун Нового года «Берлин» уже подвсплыл. Не тут-то было: вдруг - взрыв, судно - на дно, все - насмарку! Спустились, осмотрели корпус: борт разворочен ударом изнутри, значит, диверсия.

Наемных немцев всех сняли, оставили только своих специалистов и все начали сначала. Подняли пароход только 17 сентября 1947 года, привели в Свинемюнде под красным советским флагом, а еще в топки «Берлина» бросили весь хлам и мусор, собранный по судну, чтобы одна из труб его дымилась, чтобы видели - пароходу дали жизнь! И никто тогда, конечно, не знал, что в 1986-м бывший «Берлин», переименованный в «Адмирал Нахимов», унесет столько человеческих жизней, затонув в Цемесской бухте. Но это, как считает Николай Михайлович, уже судьба свыше, человеку неподвластная.

А еще на подъеме «Берлина» водолаз Тюриков впервые получил настоящий урок товарищеской взаимовыручки, который затем помнил и чтил всю жизнь. В момент взрыва под днищем парохода работал водолаз Тимофей Старченко. Судно быстро затонуло и своим корпусом прижало его сверху. Он чудом уцелел. Жизнь ему спасла яма, то ли природная, то ли струей гидромонитора ее вымыло, но Старченко оказался в ней, да еще шланг воздушный, к счастью, не пережало. Водолазы сумели пролезть к нему, попытались вытащить, но - ни в какую! Бились девять часов, Старченко уж и силы стал терять от холода, кричал, мол, отступитесь, братцы, перережьте мне шланг. Но водолазы своего товарища не бросили, в конце концов подняли на поверхность. В госпитале он подлечился и вернулся в часть, чтобы отслужить до демобилизации.

Последняя зимовка

А Николая Михайловича после демобилизации ждал 79-й аварийно-спасательный отряд, квартировавший в Соломбале. Здесь прошли профессиональную выучку лучшие и самые известные водолазы нашего Севера. Работал на Двине: чистил фарватеры и водозаборы лесозаводов, ходил в море, была и работа в Молотовске, где ставили кессоны на новейшие эсминцы и крейсера, участвовал в испытаниях.

Позднее - Арктический флот: работа на мурманских и архангельских ледоколах и спасателях. Это особые страницы в и без того необычной биографии Николая Михайловича. Ну скажите, много ли сегодня сыщется моряков, которым довелось работать с такими прославленными арктическими капитанами, как Хлебников, Драницын, Федосеев, Поташников, Бызов?! Тюриков ходил на «Капитане Белоусове» и «Ленинграде». На карте нашей Арктики ныне мало найдется мест, где бы не бросал якорь его корабль. Он штормовал, дрейфовал во льдах, зимовал на Севморпути в море Лаптевых - в ту самую известную послевоенную зимовку ледоколов 1957/58 года.

В Арктику тогда они ушли в середине лета на новехоньком ледоколе «Капитан Белоусов», которым командовал знаменитый капитан Хлебников. Взяли транспорты у Диксона, повели их на восток. А «белых пятен» на карте еще хватало, и ледокол с полного хода выскочил на банку. Вахту с ног свалило, в кают-компании обед со столов на пол смело! Ледокол винтами воду молотит, а ходу ни назад, ни вперед. Подошел «Адмирал Макаров» - паровик с десятью тысячами лошадей, подал буксирные концы, да без толку: едва дали ход, они, как нитки, лопнули. Тогда Хлебников вызвал водолазов. Те выяснили, что ледокол капитально сел на самый пик подводной скалы, днище распорото, носовой винт - голый, шейка гребного вала погнута, главная балка форштевня в двух местах лопнула. Единственный выход, чтобы сняться - тащить ледокол бортом влево. Так и сделали. С грехом пополам слезли. Откачались, залатались, пресную воду с другого ледокола приняли. После такой передряги нужно бы на ремонт становиться, да где там! По всему Севморпути кораблики кричат - зажало, а ледоколов не хватает. Пошли они на покалеченном ледоколе выручать. Отработали до сентября, повернули было домой, как новый аврал на Севморпути, снова пошли на выручку. В конце концов их тоже зажало, причем рядом с двумя другими ледоколами - «Сибиряковым» и «Капитаном Ворониным». Бились, бились втроем, без толку! Дали радио в Москву. Там переполох: как так?! Готовьте посадочную полосу под самолет, прилетит начальство. Сделали аэродром на льдине, прилетел начальник Севморпути Василий Федотович Бурханов, знающий полярник, оценил обстановку и говорит: придется зимовать.

Часть экипажей летчики вывезли на материк, на борту остались добровольцы, Николай Михайлович в их числе. А зимовала тогда, можно сказать, вся наша «полярная гвардия». Капитан Юрий Константинович Хлебников остался на ледоколе «Капитан Белоусов», а на «Капитане Воронине» - Герман Васильевич Драницын. Оба они - ученики капитана Владимира Ивановича Воронина. Кстати, есть теперь в российском флоте два мощных ледокола - «Капитан Хлебников» и «Капитан Драницын». Старпомом на «Сибирякове» зимовал Борис Макарович Соколов - тот самый, кому потом доверили первый атомный ледокол «Ленин». Вот какая знатная команда собралась!

И только-только к зимовке приготовились, как лед вдруг «зашевелился»: трещина пошла на восток, да на много миль. Капитан Хлебников: «Все бросить, приготовить ледокол к движению, будем пробиваться». Уж как бились-колотились, а до Тикси не дошли всего-то несколько миль. Так у острова Брусничный и зазимовали, но уже надолго и всерьез.

Без дела не сидели. Все три ледокола льдами изувечило: у одного один винт из четырех остался, у другого половина лопастей отлетели, а у третьего даже гребной вал обломился. Всю полярную ночь ремонтировались. Делали майну во льду, и каждый день под воду водолазы спускались на работу.

С той самой зимовки в море Лаптевых пришла к Николаю Михайловичу убежденность: люди наши все могут вынести, выдержать, не заноют, из любого положения выход найдут. Потому русским морякам просто цены нет!

Реликвия, которую продали

А потом Николай Михайлович ушел с 6-й антарктической экспедицией во льды уже Крайнего Юга. Путь неблизкий, да и работы на выгрузках хватило в целом на несколько месяцев. Тогда же своими тяжелыми водолазными калошами полярник Тюриков оставил след на грунте моря Дэйвиса, между прочим, на глубине 74 метра.

После возвращения он ходил на архангельском спасателе «Протей»: трудился на ремонтах и судоподъеме, тогда же ему выпала нелегкая работа водить заслуженные наши пароходы к судоразделочным базам в Западную Германию. И здесь Николаю Михайловичу довелось быть свидетелем исторического последнего рейса «Георгия Седова» из Архангельска к немецким резакам.

История такая. Осенью 1966-го «Георгий Седов» последний раз пришел в Архангельск. Его как легендарного покорителя Советской Арктики торжественно встречали салютами, оркестрами и митингом. Красную пристань народ запрудил с лозунгами. Речи такие: «Седова» - героя Арктики - на вечную стоянку!». Но митинг в историю ушел, речи забылись. «Седов» помаячил у набережной месяц-другой и тихо так, без помпы, исчез. Сначала его увели на Экономию, через год, в самый канун 50-летия Советской власти решили его продать западным немцам на металл. Снарядили буксир «Протей», а Николая Михайловича отправили на него с аварийной партией.

Срезали «Седову» мачты для остойчивости, такелаж, шлюпки поснимали и муляж ордена Ленина, что на его рубке был, тоже. Но след от муляжа все же остался, его кузбасслаком закрасили.

Как первый мороз ударил, взяли пароход на буксир, отчалили ночью и повели. Осень была поздняя, в море штормит. За Нордкапом лопнула брага для крепления троса. Решили в шхерах у норвежцев отстояться, дали радио в Москву. Тогда из всего военную тайну делали, и московские товарищи приказали: нет, идите морем. Еще трое суток мотылялись, пока капитан не взмолился - дайте укрыться. Наконец Москва дала добро, но уже норвежцы против, только за Тромсе позволили отвернуть. В шхерах поправили такелаж, дух перевели и дальше - в Копервик, а оттуда до Германии рукой подать.

На судоразделку «Седова» принимал представитель фирмы - здоровый, рыжий немец, ходил довольный и все нахваливал: гут, гут. Еще бы: «Седов» - не ржавое корыто, а отличный металл, прокат... А еще и национальная наша реликвия в общем-то. Вот почему некоторым сегодня вспоминать эту историю стыдно, а вспоминать ее приходится: мы так и остались иванами, не помнящими родства.

Траулер «Тукан»

Водолаз - профессия трудная не только физически, ведь давит не только глубина, но и риск, страх.

В конце шестидесятых Николаю Михайловичу пришлось поднимать траулер «Тукан». Дело было в Атлантике. Шел траулер промышлять к Америке, да прихватил его крепкий шторм. Мотал, валял несколько суток, утопил в конце концов. Шестьдесят пять моряков на дно легли с судном.

Пришли «Тукан» поднимать. Глубина 53 метра - новичков на нее не посылают, а Тюрикову разрешили работать час. Он спустился в «беседке», вышел и пошел к судну. Грунт ровный, песочек, кое-где трава. Добрался, зашел под корпус и почувствовал, как ногу вверх тянет, глянул: с ноги вот-вот слезет калоша. В ней весу 16 килограммов, а потерять ее - сразу наверх выбросит - верная гибель.

Он вспомнил всех ребят, кто жизни лишился из-за такой вот потери, и вся жизнь ленточкой в памяти мгновенно пролетела, с родней мысленно простился. Страшно! Потом, будто очнулся и собрался с мыслями, осмотрелся. Наверху такелаж висит, снасти. Если выбросит наверх, в них запутавшись, жизнь оставишь. Уперся в днище, кое-как ступню в калошу пристроил и доложил наверх. Опустилась «беседка», но до нее еще добраться надо. Всю жизнь потом Николай Михайлович вспоминал, как всякому камешку на дне рад был - лишь бы зацепиться. И каждый шаг, уж простите, был с матюгом. Так и дошел, влез в беседку, фал и шланг смотал в ноги и доложился. Его разом дернули с 53 метров, не по инструкции, без всяких выдержек. Трап - палуба - колокол и костюм - долой, и в декомпрессионную камеру!

По морям Николаю Михайловичу походить много довелось, всяких переделок выпадало, и наверху, и под водой. Ему можно верить: совсем бесстрашных людей не бывает. Любой, хоть раз, а изведал, что такое страх. И не нужно того стыдиться - без страха живут только дураки: цену жизни они не знают.

Была война, фронтовой эшелон на Смоленщине и цыганка, гадавшая морякам... «Хоть верь, хоть не верь, а живым ты останешься, - сказала она Николаю Михайловичу. - За тобой счастье ходит, и жить ты будешь до 93 лет!»

Много раз потом водолаз Тюриков вспоминал цыганское пророчество. А супруга Николая Михайловича Ольга Ивановна по этому поводу заметила: «Уж если быть сему, значит, и мне до Николая тянуться надо...»

Счастья вам и долголетия!

Поделиться с другими!
Понравилась статья? Порекомендуй ее друзьям!
Вернуться к содержанию номера :: Вернуться на главную страницу сайта