Моя «трешка» (дело было в начале 90-х) замыкала коротенькую, состоящую из трех (включая мою), процессию машин. Всех троих устраивала скорость, никто не рвался в лидеры, и ощущалась даже в сердце взаимная водительская симпатия, выражаемая в корректно выдерживаемой дистанции, заблаговременными миганиями поворотника при редких обгонах и прочими проявлениями культурного стиля езды. Одним словом - идиллия.
Но все идиллии рано или поздно нарушаются, и, как правило, чем идиллия идилличней, тем ее нарушение грубее.
Навстречу нам, двигаясь согласно Правилам дорожного движения по обочине нашей стороны дороги, следовала молодая девушка типа пешеход.
К моменту, когда расстояние между ней и головной машиной нашего идиллического союза составляло где-то 40-50 метров, она неожиданно задрала обеими руками подол своего свободного летнего платья, выставив на обозрение дружественных по отношению друг к другу водителей весьма пикантные прелести, самая пикантная часть которых не была прикрыта ничем, кроме естественного волосяного покрова.
В одно мгновение взор мой обрел острейшую сфокусированность орлиного, я впился им именно в самую пикантную часть тела девушки-пешехода, отмечая периферийным зрением загоревшиеся тормозные огни на следующей впереди меня восьмерке, и нажал на тормоза.
Потом машину затрясло, несколько раз подкинуло, мимо понеслись полосы некошеного разнотравья, машину в последний раз дернуло, мотор заглох, и все остановилось.
Секунд с десять я сидел неподвижно и переосмысливал случившееся.
Мы стояли недалеко от шоссе в том же порядке, в каком следовали по нему всего какую-то минуту назад, а вокруг нас звенели остервеневшие от похоти кузнечики.
Из стоящей первой четверки показался ошарашенный грузный, усатый водитель, выпрыгнул из восьмерки моложавый, поджарый военный, а уж потом, следуя очередности, открыл дверь я.
Ни одна из машин, по счастью, не пострадала. Мы принялись искать глазами на дороге виновницу, но она уже успела скрыться за кудрявой, прилегающей к шоссе, рощей.
- Догнать эту стерву и отодрать как сидорову кoзу! - гаркнул усатый.
Мы с военным в недоумении уставились на него: «Отодрать? То есть «доставить удовольствие» за причиненный стресс?»
- Ремнем по голой жо-е выдрать, чтобы сесть потом, сучка, не могла! - Поправился усатый, с надеждой глядя то на военного, то на меня.
Мы с военным солидарно кивнули и прыгнули в машины, усатый поспешил последовать нашему примеру.
Суетясь, я завел мотор, газанул, вывернул руль и немедленно сел в мягком грунте на задний мост. Я очень надежно сел на задний мост. Впрочем, не я один.
Мы снова повылазили из машин. Увязли все трое, с тем только различием, что военный зарылся передними колесами, а мы с усатым задними.
Потолкали друг друга по очереди, с тоской посмотрели на шоссе. Еще раз потолкали, хотя, в принципе, можно было и не толкать.
Догонять провокаторшу пешим ходом поленились, хотя шансы еще были.
Застряли в поле часа на три, матерясь и голосуя на обочине, пока, нервные, отчаявшиеся и вконец измученные солнцепеком, не остановили трактор.
Выволакивались по одному и разъезжались тоже по одному, махнув в досаде рукой на прощание.
Я ехал и думал… Вот если бы женщины почаще поступали так. То есть, кокетничали и провоцировали бы не к месту, то, глядишь, и выработался бы у нашего брата особый рефлекс: нам, к примеру, голую ляжку в капроне показывают, а мы с кулаками кидаемся.
Забавно бы было. Едешь эдак в метро. Напротив дама, «случайно» демонстрирующая ногу. А с сидения напротив вскакивают мужики и орут «Пшла вон, су-а, не видишь - едем!»
Впрочем, до такого не дойдет. Природный инстинкт все равно сильнее. И слава Богу.
Прислал Александр Покрышкин, г. Санкт-Петербург