В нашем взводе был здоровенный хохол Коля Карачун (фамилия искажена по причинам, о которых узнаете ниже). Служили мы в Костромской области на строительстве ракетной шахты. Сам объект охранялся довольно тщательно, а вот территория части даже не была обнесена банальной колючкой. Иди куда хочешь. Но куда было идти, когда за казармами сразу же начинался дремучий, тот самый сусанинский лес?
Правда, километрах в восьми от части находилась деревушка с задорным названием Петухово, в которой сверхсрочники и офицеры, а порой и солдаты иногда затаривались водкой. А жили в этом Петухове преимущественно бабки да дедки. Ну и было еще несколько более или менее молодых женщин. Но замужних. Причем мужья, суровые леспромхозовские мужики с натруженными от топоров руками и всегда насупленными бровями, почти постоянно были при своих женах – спрашивается, когда же они валили лес? Так что иного смысла ходить в это Петухово, кроме как за водкой, не было никакого. А вот ефрейтор Коля Карачун где-то с середины июня повадился туда шастать едва ли не через день. Как Коля хвастался, он в этом Петухове нашел-таки незанятую вдовушку.
- Ах, пацаны, яка гарна баба! Яка гарна! – плотоядно жмурясь, рассказывал потом в курилке под недоверчивое и завистливое молчание «пацанов» ефрейтор Коля Карачун. Так бы мы Коле завидовали и дальше, если бы не один случай. Уже начался июль, и погода становилась еще жарче. Прятавшиеся от зноя под сенью деревьев, травы и кустов свирепые костромские комары, с нетерпением дождавшись захода солнца, покидали свои убежища и зудящими тучами налетали на расположение части, чуя свежую молодую кровь. В казармах от них стоял неумолчный зловещий звон. И чтобы обеспечить себе относительно спокойный сон, бойцы перед отбоем выкуривали кровосовов дымом от хвойных лап, разожженных в ведрах.
Вот в одну из таких душных комариных ночей я стоял у тумбочки дневальным по роте. Когда все пацаны «отбились», а старшина роты закрылся в каптерке пить водку с контрактниками-сержантами, ефрейтор Коля Карачун сполз со своей кровати и при полном параде – гимнастерке и галифе из пэ-ша - направился к выходу из казармы.
- Что, опять в свое Петухово? – дружелюбно спросил я его. Коля Карачун загадочно улыбнулся мне, сделал ручкой и вышел из казармы, осторожно прикрыв за собой дверь. Прошел час. Моя родная третья рота, заходясь в дружном здоровом храпе, дрыхла без задних ног. Очень хотелось спать и мне. И я решил сходить «до ветру» да глотнуть свежего воздуха. В туалет я, конечно, не пошел - далеко, но и около казармы писать было как-то не по-уставному. И я решил зайти за темнеющую сразу за столовой бревенчатую баню. Я встал под стеной предбанника и… услышал подозрительный звук. В предбаннике, похоже, кто-то храпел! Толкнул дверь, она была заперта изнутри. Я вытащил из ножен полагающийся дневальному штык-нож, поддел им крючок, и дверь распахнулась.
- А, кто это? Чего надо? – услышал я испуганное бормотание и высветил фонариком привставшего с широкой деревянной лавки всклокоченного… Колю Карачуна!
- Хы, а где же твоя вдовица, а Коля? – только и спросил я.
- Да яка там вдовица! - усмехнулся наконец пришедший в себя Карачун. – Главное, тут этих сволочных комаров нема, трясца их матери!
Вот и все таинство Колиных самоволок. Когда в казарме становилось особенно душно и комары зверствовали пуще обычного, он уходил спать в баню (ключ раздобыл в хозвзводе). А чтобы пустить нас всех по ложному следу – ни с кем не хотелось делиться прохладным предбанником, - да и придать ореол романтичности своим отлучкам и возвращениям в казарму перед самым подъемом, Карачун и выдумал эту самую таинственную вдовицу.
Марат Валеев, п. Тура, Эвенкия