Номер от 6 октября 2005 г.

В начале восьмидесятых годов, когда старший сын ходил в восьмой, а младший - во второй класс, мужа направили на работу в Монголию и мы всей семьей отправились в эту далекую страну.

«Это дружеская помощь, но вам дружить запрещено!»

Жить нам предстояло в городе Зун-Кара под Улан-Батором. Муж сразу же приступил к работе, детей определили в школу. И мне нашлось рабочее место в столярном цехе. Мне в ту пору было чуть за тридцать, в цехе трудились тоже молодые люди. Мне нравилось, что все они понимали по-русски, так как серьезно изучали язык в школе. Относились они ко мне с симпатией, и мне это доставляло моральное удовлетворение. Однажды дома я пекла пироги в духовке и по неосторожности сильно обожгла руку. Посыпав ожог питьевой содой и обернув бинтом, я пришла на работу. Монгольские рабочие долго охали, узнав о моей неприятности, но я объяснила, что ожог быстро заживет, так как я лечу его простым народным средством. Через несколько дней я пришла в цех уже без повязки. И монголы стали считать меня целительницей.

Однажды вечером к нам в квартиру постучали. Открыв дверь, я увидела монголочку, с которой я к тому времени успела подружиться. Она жила в ближайшей деревне. На ломаном русском языке девушка объяснила, что у них в деревне случилась беда и без моей помощи не обойтись. Я сразу согласилась пойти и помочь, но, выйдя из подъезда, присела на скамеечку и подумала. Я вспомнила, что еще в Москве человек из органов предупредил меня строго-настрого, чтобы в нерабочее время я не общалась не только с монголами, но даже с другими живущими здесь русскими. И детям нашим после школы запрещалось играть с местными ребятами.

Нет бы стукнуть кулаком, а он - за чайник с кипятком!

Идти было недалеко, с километр, но стояла такая темнота, что ничего не было видно дальше собственного носа. Придя в деревню, мы, видимо, открыли не ту калитку, прошли еще немного в полной тьме, обо что-то споткнулись и, потеряв друг дружку, стали куда-то падать. Мне казалось, что я лечу в какой-то колодец. Наконец приземлилась на площадку, чувствую, что вся поцарапана и помята. Моя спутница, слышу, бухнулась во что-то мягкое и закричала, как очумелая. На ощупь я почувствовала тонкие колючие плети и поняла, что лежу на огуречной грядке. Потом мы шли по каким-то камням, поднимались по лестницам, пока, наконец, не встретили местного мальчика, который и проводил нас до нужного нам дома.

Войдя в жилище, мы увидели молодую женщину с грудным ребенком на руках. Она плакала буквально кровавыми слезами. Оказалось, молодуха поссорилась с мужем, и тот в гневе опрокинул ей на голову чайник с кипящей водой. Кипяток обжег ей шею и левый бок. Я быстро помыла руки и занялась ожогами. Обожженная кожа кроваво пузырилась. Я сорвала пузыри, крепко засыпала раны питьевой содой, завязала мягкими тряпочками, а волосы на голове коротко остригла. И, используя немногие знакомые мне монгольские слова, объяснила присутствовавшей при этом старой женщине, что больную надо срочно везти в больницу в Улан-Батор.

Огурцов мешок - компенсация за шок

Закончилась вся эта история вполне благополучно. Больную монгольскую маму вылечили, она полностью поправилась. Грядки, которые мы так сильно помяли во время ночного похождения, несмотря на это дали прекрасный урожай огурцов. Их хозяин, старый китаец (а среди мастеров-огородников там много китайцев), пришел к выводу, что высоким урожаем он обязан именно нам и на радостях принес мне в знак благодарности целый мешок свежих огурцов. И, судя по всему, товарищи из органов ничего об этом не пронюхали, так как нам ничего не было за связь с местным населением.