Номер от 23 июня 2011 г.

Всю молодежь от 14 до 18 лет из оккупированного села отправили на работу в Германию

Фото www.battlefield.ru

Моя теща Валентина Семеновна Тищенко в Великую Отечественную войну была угнана в Германию. Я записал ее рассказ.

ШЕЛ июль 1942 года. Семнадцатилетняя Валя с подругами веяла пшеницу на току в селе Борисы Полтавской области. Вдруг одна из женщин за-кричала: «Немцы идут!»

Когда испуганная Валя подбежала к своей хате, возле нее увидела переобувающегося немца. Второй пил в доме молоко. Так началась оккупация.

Осенью немецкими властями была дана разнарядка всю молодежь в возрасте от 14 до 18 лет отправить на работу в Германию. Зная всех жителей села, староста с полицаями составили списки, попала в них и Валя. С собой было велено взять еды на три дня и смену белья. Никто не хотел уезжать, ребята плакали, некоторые пробовали убежать или спрятаться. Но солдаты с собаками по наводке полицаев их ловили. Собрав всех, повезли на станцию.

Далее - рассказ Валентины Семеновны.

Прощай, страна любимая…

«Нас затолкали в товарные вагоны. Состав простоял еще три дня, пока не согнали ребят из других сел.

Потом нас повезли на запад. На перегонах поезд останавливали в степи, конвоиры открывали вагоны и кричали: «Русиш, срайт!» Мы испытывали страшный стыд, но деваться было некуда.

Вскоре вся домашняя еда кончилась. Стали голодать. Иногда на станциях нам давали баланду – варево из крупно нарезанной капусты с крупой и без соли.

Поезд шел долго, мы все перезнакомились. Спали, плотно прижавшись друг к другу, в ноябре было уже холодно.

Невольницы

Сначала нас привезли в Польшу. Привели в какое-то здание, раздели, одежду отправили в санобработку. И весь холодный день мы простояли голыми. Было очень стыдно, неприятно и страшно. Вечером привезли одежду, пахнущую карболкой. Снова затолкали в вагоны и повезли в Германию.

В каком-то большом городе привели в здание театра. Там был организован невольничий рынок. Подходили к нам покупатели и отбирали по нескольку человек. За девушек платили по 60 марок, за парней – по 80.

Потом мы узнали, что разодетая дама, отбиравшая самых красивых и стройных девушек, увезла их в бордель. Около 30 девушек взял хозяин чемоданной фабрики. В эту группу попала и я. На фабрике «Отто Краузе» научили меня работать на станке – штамповать уголки для чемоданов.

Жили мы в бараке в четырех километрах от фабрики, за колючей проволокой. Кормили очень плохо – той же баландой из капусты или брюквы без соли.

Однажды привезли баланду из такой горькой редьки, что есть было невозможно. Мы отказались. Тогда в барак зашли солдаты и заставили съесть под дулами автоматов. Полячка Марыська в гневе выплеснула миску баланды в лицо офицеру, который больше всех кричал. Марыську сразу забрали и отправили в концлагерь.

«Соль» с дороги

Первые полтора года нас водили на работу и обратно под конвоем. Потом всех конвоиров отправили на Восточный фронт и мы ходили сами. Иногда по дороге нас встречал пожилой мужчина и рассказывал, что делается на фронте. Да мы и сами чувствовали, что все меняется к лучшему. Нам разрешали даже иногда ходить по городу.

Помню случай. Однажды к бараку подошла группа подвыпивших власовцев из Русской освободительной армии, начали с нами заигрывать, обещали дать еды. Одна девушка крикнула им в лицо: «Предатели!» Власовец вытащил пистолет и застрелил ее…

Очень тяжело мы переносили отсутствие соли. Зимой дороги посыпали красным порошком, по вкусу напоминающим соль. Собирали его и понемногу лизали. Может быть, из-за этого я и заболела – до огромных размеров распухла шея.

В городе врачи отказывались лечить пленных, мне разрешили сходить в монастырскую больницу за десять километров. В очереди я была первой, но просидела в приемной весь день, пропуская местных жителей. По нагрудному знаку все видели, кто я такая.

Вечером, когда никого уже не осталось, доктор пригласил меня в кабинет, поцокав языком, сказал: «Такая хорошая девушка и так запустила болезнь». А потом рассказал, что в Первую мировую войну был в Минске, в Гомеле и других наших городах, что лечил там не только своих, но и русских. Он велел сестре-монашке меня накормить и дать стакан соли. Шла я обратно десять километров, макая палец в стакан, и всю эту соль съела…

Долгий путь домой

В начале 1945 года американцы и англичане сильно бомбили наш район. Однажды, когда мы были на работе, сгорел барак и все наши жалкие пожитки. Пришлось жить на фабрике.

Освободили нас американцы. Кормили тушенкой, галетами, консервированными фруктами.

Когда Германию разделили на сектора, мы оказались в английском. Кормить снова стали плохо, а работать заставляли много на расчистке города, на уборке урожая. Мы рвались на родину, но жить в немецких казармах пришлось до осени 1945 года.

Осенью появилась группа советских офицеров. Как мы их обнимали и целовали, радуясь концу неволи, нашей победе! Это были представители советского командования, которые разъезжали по Германии в поисках советских военнопленных и интернированных. Вскоре после этого нас в машинах вывезли в советский сектор, посадили на поезд и отправили домой. Закончились три года страха и унижений.

В родное село вернулась лишь половина из тех, кого угнали в Германию. Кто умер от болезней, кого расстреляли, а кое-кто остался там, но таких было очень мало. Мне повезло, что осталась жива».

Два года назад Валентина Семеновна Тищенко умерла. Она похоронена на старом кладбище рядом со своей дочкой.

«Лимонка» и парабеллум

Заканчивался июнь 1952 года. Нас, первокурсников ленинградского военмеха, только что сдавших экзамены, направили на строительство дорог в колхозе под Выборгом.

Наши руководители приезжали раз в неделю, смотрели, что мы сделали, давали новые задания. Когда требовалось сделать что-то сложное, присылали бригаду умельцев. Поэтому мы в основном копали канавы, строили грунтовые дороги, рубили деревья.

Сама же стройка располагалась на огромном расчищенном поле. Вокруг был лес и несколько озер. Лес густой, в некоторых местах заболоченный.

Нас предупреждали, что в лесу много остатков военной техники, которую не успели разминировать. И рекомендовали туда не ходить. Однако любознательность брала верх над осторожностью и страхом.

Исследуя лесное пространство, мы, конечно, рисковали нарваться на мину. Но, как говорится, бог миловал, и все наши экскурсии заканчивались удачно.

Однажды ко мне подошел Генка Антуфьев и показал слегка покрытый ржавчиной немецкий парабеллум. Сказал, что нашел место, где всякого оружия полным полно. И вытащил из кармана еще и «лимонку».

Мы отправились в лес. Минут через двадцать набрели на песчаную гряду, отделявшую лес от поля. И сразу же увидели два скелета в полуистлевшей солдатской форме. Один лежал рядом с пулеметом, откинувшись навзничь. Другой держался костями рук за гашетки пулемета. На голове-черепе держалась каска, кости ног – в кирзовых сапогах. А в магазин пулемета заправлена лента с неиспользованными патронами. Ошарашенные зрелищем давнего боя, мы тихонько, смотря под ноги и постоянно оглядываясь, вернулись в лагерь.

Об увиденном рассказали товарищам, дорисовывая воображением картину боя. А на следующий день сообщили и начальству, приехавшему на очередную проверку. Еще через день появилась грузовая машина с солдатами.

Приехавшие с ними офицеры, думаю особисты, понимали, что мы могли спрятать что-то из найденного. Нас заставили под страхом ареста отдать прикарманенное оружие и боеприпасы. Однако потом мы еще не раз ходили на место боя и нашли несколько гранат, которые просто взорвали в лесу. А две даже бросили в озеро – глушили рыбу. Но получилось не очень удачно – на поверхность всплыло не более десятка плотвичек.

Генкин парабеллум мы, конечно, не сдали. И постреляли из него по деревьям. А когда закончились патроны, вы-бросили в озеро от греха подальше.

Больше в лес мы не ходили, но отзвуки давних боев еще раз ощутили. В конце июля в Карелии начались лесные пожары. Огонь захватил и ближний к нам лес. Стройотряд бросили на рытье траншей перед колхозными полями.

Огонь прошел мимо наших строений, но захватил места прошедших боев. Начались взрывы мин, гранат. Приехало много военных с техникой. Пожар длился несколько дней. И все это время мы жили рядом с опасностью, засыпая под звуки взрывов и пулевой стрельбы.