Нам, пацанам, все равно жить было интересно. Если бы не голод. И не гибель брата под бомбежкой…
 |
| Еще не было войны. 1940 год, Косте Трубкину четыре года. |
У меня был легендарный дедушка, Семен Данилов. В молодости он служил на флоте, участвовал в кругосветном плавании с адмиралом С.О. Макаровым в качестве трюмного машиниста на корвете «Витязь». У него было шесть детей. А нас у мамы было три сына.
СТАРШИЙ брат Евгений встретил войну шестнадцатилетним. В 1941 году во время бомбежки сгорел сельсовет с документами и Женя, прибавив себе год, ушел добровольцем на фронт. Среднему брату было тринадцать лет, а мне шел шестой год. Семья наша тогда жила на узловой железнодорожной станции Фирово, это посередине между Бологое и Осташково. А я в это время гостил в Сыктывкаре у бездетных родственников тети Наташи и дяди Миши. В начале войны по железной дороге шли в основном эшелоны с войсками и техникой, поэтому никакой возможности вернуть меня домой не было.
Хотел погреться
Язык коми я выучил быстро. Целыми днями мы с ребятами были на речке. Дядя Миша иногда брал меня на рыбалку. А однажды взял с собой в общественную баню. Там я во все глаза глядел на дяденек и на их «хозяйства», сравнивая со своим. А дома попросил тетю Наташу посадить мою писулю в горшок, чтобы она выросла, как у взрослых…
В первые дни войны дядю Мишу мобилизовали на фронт. Так и не получили от него ни одного письма, пропал без вести в той мясорубке.
Нам с тетей пришлось переехать в Сыктывкар, где она устроилась на работу в госпиталь. Там получили комнату в бараке, в которой я целыми днями сидел один под запором. Было холодно. Однажды, замерзнув, я решил затопить печку. Натолкал в нее газет и поджег. А труба была закрыта. Тетя с вечера постирала белье и повесила над печкой, над ее дверцей висела кружевная скатерть, которая тут же загорелась. Соседи потушили огонь и вытащили меня, плачущего, из-под кровати. Из-за пожара нам пришлось переехать и в вовсе старую хибару.
А завязки зачем?
Как-то раз тетя принесла белые маленькие кальсоны, специально для меня сшитые ее подругами в госпитале. Я не имел ни малейшего представления, как их носить, но видел, как большие дяди расхаживали по тротуарам в белых брюках. Одел я эти штаны, непонятно зачем пришитые к ним веревочки отрезал и стал гордо ходить по тротуару, заложив руки за спину, посматривая при этом на прохожих. Соседи и тетя потом долго смеялись надо мной, и я с ними.
 |
| Удостоверение Семена Данилова, фото 1910 года |
Вечная память брату
В 1943 году с билетами стало получше и мы уехали в Фирово. Как только приехали на станцию, сразу попали под бомбежку. Фашистов гнали с Калининской области, они с остервенением бомбили железнодорожные станции и пути.
Мой пятнадцатилетний брат Валентин устроился ремонтником в бригаду связистов. Во время работы на станции Великие Луки он не успел спрятаться в укрытие, рядом с ним разорвалась бомба. Похоронили только фрагменты тела… Помню, как сильно плакала мама.
Вагоны над головой
В первый класс я пошел в 1944 году. Учились трудно, не хватало писчих принадлежностей. Мы с мальчишками набирали в лесу ягод в котелки, консервные банки или шапки и бежали к проходящим поездам, чтобы выменять у военных урожай на бумагу и карандаши. Особенно много удавалось наменять их и еще открыток после Победы у демобилизованных солдат.
Однажды на станции мы с дружком затеяли опасную игру. Решили перебегать через рельсы навстречу друг другу перед движущимся составом: кто дольше выдержит. Когда до паровоза осталось совсем немного, мы, рванув с двух сторон, со всей силы ударились головами и упали между рельсами. Дружок успел перекатиться, а я остался лежать на шпалах. «Тук, тук, тук…» - перевернувшись, смотрел, как надо мной едут вагоны. Я был маленький и тощенький, поэтому паровоз не зацепил меня нижней частью поддувала, как решили взрослые, со страхом смотревшие со стороны. Через три дня мама узнала об этом случае и упала в обморок.
Жутко интересно
Разбомбило станционные склады, в которых было много снарядов. Рабочие собрали, что можно, а мусор сгребли в кучу. В ней оказалось много пороха. Мы собирали его в консервные банки, потом сплющивали их, в лесу разводили костер и бросали банки в огонь. Отбегали, ложились за деревьями в ожидании взрыва. Было жутковато, но очень интересно. Один раз банка не взорвалась, а вылетела из костра и стала летать со свистом над нами.
Шумный трофей
Через станцию проходило много составов с покалеченной техникой. На открытых платформах везли разбитые советские и фашистские танки, машины, пушки. На нашей станции составы останавливались для заправки паровозов водой. В это время мы заползали на платформы в поисках, чем поживиться. Однажды я нашел штык-нож. А соседский паренек с разбитой немецкой легковушки снял генератор и радиоприемник. Потом на высоком месте сделал ветряк, приспособив к нему генератор. Когда был сильный ветер, мы приходили к нему слушать радио.
Пюре из очисток
Нам, пацанам, было бы жить весело и интересно, особенно летом, если бы не голод. Есть хотелось всегда. Мы знали все съедобные травки в лесу, но они не утоляли аппетит. Мама работала в столовой и часто приносила картофельные очистки. Посыпав солью, мы ели пюре из них. Иногда на карточку выдавали американские консервы, яичный порошок. В те дни был праздник живота.
Жизненная песня
Я часто приходил к маме на работу вечером, когда там чистили картошку. У одной работницы, тети Бони, сын служил краснофлотцем, недавно она получила похоронку о его геройской гибели.
В те годы было много калек, которые ходили по поездам и пели грустные песни. Их сочиняла сама жизнь. У меня был хороший слух и тонкий детский голосок. Я запомнил одну печальную песню о гибели краснофлотца, которого смертельно ранило и его в черной шинели с палубы снесли в лазарет, где «доктор взглянул, покачал головою и тихо сказал: «Не жилец»… Каждый раз тетя Боня просила меня ее спеть.
Помню, как стою, пою и сам себя представляю умирающим краснофлотцем. Сжимается сердце, к горлу подкатывает ком, но я героически заканчиваю песню. Тетя Боня и все женщины плакали.
Маленький сапожник
В 1946 году стало совсем голодно. Столовую закрыли из-за отсутствия продуктов. И мы с мамой стали скитаться по деревням. В деревне Скоково мама устроилась рабочей на пилораму подкатывать бревна. А меня отдала в ученики к местному сапожнику, где иногда меня подкармливали.
У сапожника я научился сучить и смолить дратву, колоть маленькие деревянные гвоздики для набоек. Новую обувь купить было негде, поэтому у сапожника работы было много, он и ремонтировал и шил новые сапоги, подшивал валенки всей деревне, а я помогал ему по мере сил.
…Брат Женя был несколько раз ранен. Он прошел всю войну и вернулся домой.
Константин ТРУБКИН