Номер от 15 апреля 2010 г.

В смертельную минуту военный моряк молил о спасении не небо и не море

Юлия Михайловна и Федор Андреевич Папура: «Мы встретились в Кизляре в 1946-м…» Фото Владимира Ларионова

Телевизор показывает последствия очередного взрыва в Кизляре. А несколько часов назад про этот город, тихий, красивый и добрый к их детству, мне рассказывали супруги Папура. Юлия Михайловна и Федор Андреевич давным-давно живут на Севере и о дарованной Югу благодати вспоминают без сожалений. Конечно, переживая за то, что в этой благодати натворили люди.

13 АПРЕЛЯ у Юлии Михайловны был юбилей. Читатели попросили «Вечерку» поздравить и рассказать про бывшую учительницу истории и директора шестнадцатой школы. Я расскажу про то, о чем ее ученики навряд ли знают.

Федина любовь

Семье железнодорожника Папуры на окраине города Майского поставили памятник, как только отбили город у фашистов. Было на нем и имя Феди, тоже оплаканного земляками.

А у Юлиной мамы в чужом дальнем ауле, куда их загнали фашисты, уже не было сил на слезы. Она просто сказала: «Ну что, доченька, давай переоденемся. Умирать надо в чистом». А дочка торопилась до смерти спрятать от врагов свой портфель с учебниками и красным галстуком.

Прошедшие через такое мальчик с девочкой встретились в Кизляре в 1946 году.

К открытию хлебного магазина Юля бегала по часам, которых в доме не было, за них тогда работало радио. В тот день черная тарелка молчала, и девочка решила: если по дороге тот мальчишка встретится, значит, иду вовремя. Мальчишка стоял на своем ежедневном посту.

Два года назад в том же самом магазине он в надвинутой на глаза кепке и в рубахе навыпуск – две верные приметы реальных пацанов - привычно прошел мимо длиннющей очереди. «Не связывайся, это сын Папуры», - сказал кто-то кому-то, собиравшемуся возмутиться. «Не пущу!» - дала отпор наглецу только одна девчонка.

- Глянул я на нее, и у меня крыша поехала. До этого я «Мартина Идена» прочел и «Вешние воды», был готов к чувству, - так началась первая и единственная любовь Федора. В ней он признается через год после того, как решится подойти к девчонке с улицы Грузинской. Скажет почему-то по-немецки: «Их либе дих». И к тому времени окончательно перевоспитается.

- Я был хулиганом, водился с клубными - так называли самых отъявленных.

- А отец ваш кем был? – вспоминаю про предупреждение в магазине.

- Героем. Правда, дали ему почему-то Героя Социалистического Труда, хотя он такое натворил…

«Летучий голландец» войны

Оставленный для работы в подполье электромонтер железной дороги Андрей Федорович Папура получил задание: из только что захваченного фашистами города Майского вывезти состав с ценнейшим оборудованием молибденовых заводов. И сбросить его в Терек, подогнав к реке ровно в 4 часа 30 минут, когда партизаны рванут мост.

Фашисты думали, что цепочка потенциальных рабов, в которой стояла и семья Папура, выстроилась ночью, чтобы пожар заливать, – все вокруг горело. А они, человек шестьдесят, заливали воду в тендер того самого паровоза. Фашисты и подумать не могли, что кто-то решится на такую неслыханную наглость, а электромонтер Папура уже вел состав к мосту, но, не рассчитав скорость, проскочил его до взрыва и провел через огонь очухавшихся врагов к своим, в Грозный.

Утром к ним в дом пришло гестапо. «Потом узнали, что нас моя первая учительница заложила». Но мама с дочками и тринадцатилетним Федей успели убежать. И увернуться от прямого попадания советской авиабомбы, от которой погибли бежавшие рядом другая мама, две ее дочки и сын. Было опознание, семью Папура фашисты вычеркнули из списка живых врагов, поверили в это и свои. С их могилы табличку потом сняли. Память об отце-герое, добавившем к тому подвигу еще множество диверсий в тылу врага, хранит музей его имени. А Федины сестренки умерли в войну.

Дорога в никуда

Отец Юлии, заведующий райфинотделом, ушел добровольцем на фронт, сказав другу - секретарю райкома парии: «После войны с тебя за семью спрошу». Отец с войны не вернулся. А когда в соседнем Буденновске уже гремели взрывы и мама прибежала в райком, он был уже пустым.

- Спасибо знакомой женщине, взяла нас на свою подводу. Две подушки, одеяло и кастрюля с мясом зарезанного в дорогу поросенка (как я его жалела!) - весь наш скарб. Вышли мы на дорогу, а на ней такое… В одну сторону двумя колоннами, отступающего войска и беженцев, двигалась масса людей, разбив грунтовку так, что пыль на ней чуть ли до колена не доходила. Мама только приоткрыла крышку кастрюли, окружили нас солдаты. Все им раздала, до последнего кусочка. До сих пор помню, как тянулась за ним, последним, окровавленная рука солдата…

Дошли до населенного пункта. В него прибыл член политбюро Суслов, выступил перед нами, успокоил: враг отбит, отдыхайте, а завтра возвращайтесь по домам. Мы успокоились и рухнули на землю. Перед рассветом разбудила тревожная тишина: армии не было, мост горел. Они тихонько вывели войска и сожгли путь для нашего отступления. Понять, зачем так сделали, можно…

Вернувшись назад, к разрушенному дому, жили под фашистами. Однажды маме с дочкой написали номера на одежде, велели собрать на двоих шесть килограммов ноши и ждать следующего утра. От верной гибели их на рассвете отбили партизаны, прицельную вылазку организовал тот самый секретарь райкома. Отбили и взяли с собой в лес.

И только море...

Юля могла бы петь на большой сцене. Эвакуированная из Ленинграда оперная певица, ставившая ей голос, не сомневалась: прямая дорога девочке в консерваторию. Мама не отпустила так далеко. В самом зеленом городе Кавказа с совершенно не подходящим для его красоты и нравов именем Грозный Юля училась в пединституте. А Федор - в архитектурно-строительном. Покорившись воле отца, он нарушил клятву. С товарищем они однажды кровью написали свое будущее: военный флот, торпедные катера. Федор подавал большие архитектурные надежды, пока не узнал о гибели товарища, клятву выполнившего. Тогда уже, ни отца, ни декана, ни любимую не слушая, поступил в высшее военно-морское Бакинское училище.

- Если бы Юля тогда попросила спрыгнуть с пятого этажа, прыгнул бы, - уверен в этом и сегодня.

Но она просила бросить только море, а этого он не мог. И целый год каждый день писал ей письма. И хотя ни одно из них не было прочитано, прощение заслужил.

«Ты настоящий друг»

- Только Север, только торпедные катера – решил я, окончив училище с отличием. Взял жену под мышку - и в Североморск.

«Ты настоящий друг, Юля» - второе слово после любви, а может быть и равнозначное. И Родине служил Федор Андреевич так, что после очередной высокой проверки ему предложили одновременно три высоты: академию, должность в Минобороны и квартиру в центре столицы. Отказался сразу от всего: «Моя супруга-учительница где только не работала: в лагере, в вечерней школе. Наконец нашла достойное место. Не могу ее сорвать».

«В каком лагере?» - переспрашиваю я, в летних детских учителя вроде бы не нужны. «Для рецидивистов». Юлия Михайловна, тогда уже мама двоих сыновей, оббегала все северодвинские школы, но учитель истории нужен был только в экспериментальной, при «зоне».

«Конечно, боялась, но ребята к нам были добры». «Ребята», у которых по 15 лет сроку, зуб давали, что ничего с учительницами не случится, и учились старательно.

Потом нашлось место по душе - любимая работа организатора внеклассных дел у ребят настоящих. А должность директора школы, на которой отработала двенадцать лет, муж безо всяких натяжек приравнивает к генеральской.

* * *

…Когда пришло время нам прощаться, Юлия Михайловна спохватилась: не успела же ничего рассказать про свою любимую школу, замечательных коллег и ребят. Посетовала, что не дождалась самого главного вопроса, ответ на который был уже продуман: «Самоедкой меня называют, но после недавнего юбилейного вечера школы почувствовала, что свой след в жизни все-таки я оставила».

А капитану второго ранга Федору Папуре три раза судьба оставляла один шанс, чтобы выжить, против тысячи за то, чтобы погибнуть. И каждый раз он молил о спасении не море и не небо. На самый крайний случай его молитва была земной: «Юленька, помоги!»