После голодной и холодной зимы поездка в пионерский лагерь летом 1944 года казалась особенно большой радостью. Размещался он тогда в селе Черевково, деления по сменам не было, и ребятам из Молотовска довелось там провести все лето. Все подробности того лета сейчас я, конечно, уже не помню. Но некоторые события нашего пионерского быта память все же сохранила.
Ребячьи восторги начались с первого же дня. Добирались мы туда пароходом, который шлепал по двинской воде плицами колес. Основное время в пути проводили на палубе. Любопытно было смотреть на безлесные и в основном безлюдные берега с коричневыми деревянными домами и крышами, покрытыми тесом, серо-черным от времени. Изредка на берегу можно было видеть женщин, полоскавших белье и полуголых ребятишек, провожавших наш пароход размахиванием рук.
На палубе мы разучивали различные песни (в том числе совершенно не пионерские) и устраивали спевки. Причем, чтобы не мешать друг другу, группы располагались в разных местах на палубе или в помещении пароходной столовой. Самыми популярными и любимыми в нашем репертуаре были песни народные: «Когда я на почте служил ямщиком», «Степь, да степь кругом» и более современные – «Есть на Севере хороший городок», «Катюша», «Три танкиста». Все эти песни мы распевали с огромным удовольствием. Распев был основой всех наших сборов на пароходе, плыли-то мы несколько дней. Эти же песни распевались и после нашего приезда в село.
Одной из замечательных традиций пионерского лагеря были костры. Костер с ярким пламенем, треском сгораемых сучьев и снопом искр, взлетающих высоко в вечернее, немного сумрачное от туч небо, объединял нас всех и завораживал, вызывая необыкновенное чувство сплочения, взаимной силы и радости.
Без песен не проходило ни одного пионерского костра, ни одного товарищеского сбора. Пели и тогда, когда просто собирались на берегу пруда или озера. В Черевково нас поселили в конце села в одноэтажном деревянном доме – местной школе. Размещались мы в больших комнатах (классах), откуда была вынесена и спрятана в расположенных рядом сараях вся школьная мебель. Днем занимались прополкой колхозных овощных полей, ходили за ягодами и грибами для своей столовой.
Особенно запомнились сборы ржаных колосков, которые оставались на земле после жатвы. Часть их можно было расшелушить, и зернышки положить в рот, медленно пережевывая и посасывая их, получая при этом большое наслаждение.
Еще очень запомнились каждовечерние небольшие отрядные собрания рядом с нашим домом, где рассказывались «страшные» истории, жизненные интересные случаи и даже сказки. Иногда по вечерам опять пели песни. Эти замечательные народные песни, исполнявшиеся детскими спевшимися голосами, разносились по всей округе.
Сельские жители, взрослые и дети, любили приходить на наши вечерние спевки. Они рассаживались в стороне на траве или бревнах и с восхищением и умилением слушали. И еще я был поражен тем, что в этом селе не было запоров и замков на дверях домов. Жители говорили: если в доме никого нет, то дверь будет подперта палкой. В селе никакого воровства или грабежа не было в помине. Как говорили жители: не было испокон веков.
Случались, конечно, и неприятные события. Например, одного паренька из нашего отряда укусила гадюка. Его положили в больницу, и мы, навещая пострадавшего, влезали на окно палаты, а он показывал нам свою гиперболически распухшую ногу. Мальчика вылечили.
Другим неприятным событием было то, что мой брат Миша, находившийся в дошкольной группе лагеря, опух от голода. Кормили, конечно, не очень сытно, была война, и все деревни находились на подножном корме. Но все же кормили. Там же был особый случай. По всей видимости, какой-то подонок из обслуживающего персонала или кто-то из родственников воспитателей съедал его порцию. Мне же Миша ничего не говорил, когда я прибегал его навестить.
Голодная опухлость брата выражалась в том, что он был подобен наполненному водой кожаному мешку. Миша был тихим мальчиком и не мог или не хотел объяснить, кто его заставляет отдавать свою порцию. Он никому не жаловался, что голоден. Это обнаружилось медсестрой при очередном осмотре детей. Оказалось, что случай с моим братом был не единственным. И в лагере разразился большой скандал. Воспитательницу отстранили от работы, оголодавших ребят положили в больницу, откормили и через некоторое время они пришли в нормальное состояние. Когда об этом узнала мама, она чуть с ума не сошла. Попало и мне за то, что я не уследил за братом.
Александр ПЕТРЕНКО, профессор МАДИ