Номер от 25 сентября 2008 г.

Из деревни городской житель привозит не только грибы да ягоды

По многолетней традиции каждую осень провожу в деревне у старой бабушки. Лесная тихая охота на грибы и ягоды, сенокос и непременные бабушкины рассказы, такие, что заслушаться можно надолго…

Патефон

- Нынче-то сколь всего: и телевизоры, и холодильники, и телефоны мобильные… А раньше? Бывало, в сельпо гвоздя не укупишь – не было. Однажды, до войны еще, у нас стахановцы напилили дров немало, да за лес этот премию и получили – патефон. Бабы в это время как раз картошку убирали, гектаров тридцать колхоз насадил. Ну, на лошадях выпахали картошку, а мы руками собираем. Вот вечером с поля-то домой идем, а стахановцы в окно патефон свой с музыкой выставили, женщина какая-то поет, старухи-то (да какие старухи, годов шестьдесят-семьдесят, а то и моложе) и говорят:

– Эвона как хорошо поёт, ладно да складно!

Мы же патефона-то и не слыхивали никогда. Потом уж разузнали, смеялися…

Трактор

Сейчас что не работать? Машин разных сколь да техники всякой! А мы-то все руками, руками, да на лошадях кое-где. Ростили ведь много всего: и рожь, и овес, и ячмень, и пшеницу - а жали вручную, серпами. Порой покладёшь серп наземь, да и не увидишь – дотемна жали, вот как. Потом уж колхоз машину купил, сначала-то, а после и трактор. И вот трактор этот впервые увидали, когда у конторы колхозной были, так все - и девки, и бабы, и мужики некоторые - через огороды и заборы из жердей перелезли. Вдруг на нас поедет? Забоялися…

Лесорубка

А трудились-то как! Ведь и картошка, и хлеба, и капуста, и скотина… Дояркам сколь тяжко было одной обихаживать четырнадцать коров. А утренняя дойка, да не машинная, руками, в четыре часа утра! И потом с коровами дел всяких, да, опять же, вечерняя дойка. Домой придешь – а там уж своя корова, да готовка, другие дела домашние, пока все переделаешь – гляди-ка, уж и за полночь, скоро опять на ферму.

Тяжелый был труд, много работы всякой. Хорошо, коли год урожайный, на трудодень дадут грамм по двести хлеба, да еще чего, да деньгами... А год худой – живи как знаешь. А одна женка – на сносях была, на сенокос с мужиком ушла, косила-косила да и родила! Что делать? А волосом пуповину перевязала, зубами перегрызла, в нижнюю юбку ребеночка завернула, сеном обложила. А мужик ей:

- Ты не будешь работать, так и я не буду.

Ну и опять косить пошла. И ребятёнок здоровый вырос, и сама не заболела.

А другая, тоже на сносях, в лес за дровами в октябре отправилась - летом то за дровами нельзя, только осенью, когда дела все в колхозе сделаны, на две недели и дают времени дров заготовить. Лучевкой напилишь, там же и наколешь, в костры-поленницы сложишь, а потом, по первому снегу, на лошади и вывезешь домой. Так вот, та попилила немного да и тоже родила, только девку. Дров назаготовляла, уж после до дому отправилась. Вот она, женка эта, и с дровами оказалась, и с девкой вернулась. Сосед смеется:

- Ты лесоруба привезла?

- Нет, - кричит ему. - Лесорубку!

И ведь здоровые были, работали много, врачей-то не особо каких было. Одна бабка, помню, в девяносто годов сахар кусковой все своими зубами разгрызала. А сейчас только по больницам и ходи. Это, конечно, еще родители наши, те покрепче были.

А теперешние девки? И курят, и пьют, и матерятся, в штаны влезут, на девку-то и не походят. Ребенка какая и родит (и то одного), так все по врачам: то нельзя, это нельзя. А нас, вон, пятеро у матери было, у меня самой четверо. А война, а колхоз, а работа…

Ох тяжелый был труд.

Ангел

Был такой у нас в деревне Ванька, не в себе немного мужик. А как выпьет, так и вовсе дурень дурнем. Бывало, до белой горячки допивался. Как-то в октябре случай с ним был, снег-от еще не выпал, но заморозки уже были. Бабка Егоровна, годами сгорбленная да подслеповатая, с магазина возвращалась ввечеру. Смотрит: вдали у крайней избы сидит что-то белое - не то мужик, не то не мужик, крестится да поклоны отбивает, в небеса глядючи.

Ну, Егоровна с перепугу на колени бухнулась и давай тоже поклоны бить и креститься, наравне с «ангелом». Хорошо, в ту пору мимо баба помоложе проходила, она-то уж в «ангеле» Ваньку-то и признала:

- Ты что это, дурак, делаешь, людей пугаешь?

Ванька креститься сразу перестал, вскочил и в избу - шмыг. Он, срамник, в белой горячке на улицу голышом сбежал, то ли грехи замаливать, то ли что по телевизору видал. Ну, баба Егоровне и разъяснила ошибку. Та в сердцах плюнула да дальше домой побрела. Вот ведь что вино с человеком делает: сам дуреет и других может с ума свести.

«Клюква»

Недавно операцию на глазах сделали, так теперь хорошо вижу, без очков читаю и телевизор смотрю. А допрежь даже человека как тень видела. Ой, что порой деется с плохими-то глазами! Дед тут один, по соседству, на правый глаз плоховато видит. Как-то по клюкву он ходил - незадолго до этого приметил на охоте болотце, на нем крупная клюква на кочках высоко растет, а кусты не полегли, и ягоды можно хапалкой собирать. Своей-от хапалки не было, пошел до другой деревни, у мужика одного за «чекушку» купил.

Весь день на болоте порхался, бурак клюквой-то полнехонек набил. Вот с ягодой домой вернулся, чаю попил да и прилег отдохнуть. Баба его клюкву чистит-чистит, да вдруг деда будит, горсть ягод показывает:

- Это что?

– Что-что, клюква, мать, не видишь, что ль? Не даешь поспать усталому, цельный день в наклонку! - и опять на бок. Баба опять его толкает:

- Это что?

– Да клюква, так твою растак!

Тогда баба ягоды на стол высыпала:

– Смотри на свою клюкву!

Дед очки напялил, присмотрелся – мать честная! Да он сослепу хапалкой не только клюквы натаскал, а и заячьего помету мелкого. А то он и размером, и цветом на спелую клюкву походит. Ну, дед и отвечает:

- Что, не видишь, помет заячий!

– Почто помет-то собирал? Мне теперь в суп гороховый заместо гороху добавлять или варенье варить?

- Почто, почто... Попался, знаешь ведь, один глаз хреново видит… Где б я сортировал-то? На болоте или по дороге? Скажешь тоже, зачем…

А хапалку эту потом обратно мужику вернул, тот как раз пришел денег на опохмел занять. На, говорит, свою хапалку, продашь кому, вот и похмелишься. И то правда, кто по клюкву с хапалкой ходит?

Дружок

На охоту зять с соседом пошли, ну, ты знаешь дальнее болото, у Семенги. Заодно и клюквы пособирать. Доехали, велосипеды в кусты спрятали, ружья с собой, а мешки с продуктами и котелками у тропы оставили - все одно никого нету. Пес Дружок возле мешков остался.

Собирают, а с болота слышат, что машина какая-то проехала, собака лает-надрывается. Зять к тропе-то вышел, глядь – вдали «Запорожец» красный мелькнул. Видать, мужики какие тоже за ягодой приехали, а место занято, ну и развернулись да обратно, на другое место.

Смотрит зять - ни собаки, ни мешка с продуктами, зато другой, с котелками да топором, – на месте.

- Мать честная! - думает. - Утащили все припасы, а там еще и пол-литра!

Ну, сразу за ружье, мол, пока реку переезжают, наперерез перехвачу. Собаку зовет-зовет - нет нигде. По тропе-то пошел – в кустах Дружок лежит, а под лапами – тот самый мешок. Ну, какой - самое ценное уволок, зубами по земле волочил. Там ведь и его пропитание тоже. Хорошо, рано заметил, а то б перед мужиками стыдно было б, ну на кой им мешок с едой?