Номер от 19 июня 2008 г.

Прислушиваясь к чужому мнению, легко забыть о своем

В автобусе уже по-летнему душно. Пожилая женщина, в которой я еще на остановке узнала маму подруги, кивнула головой и похлопала рукой по разгоряченному дерматину свободного соседнего кресла. Прорываюсь через баррикады жарких тел и цепкие объятия кондуктора с боевой сумкой наперевес, устало падаю в кресло – «здравствуйте». Вера Семеновна задумчиво кивнула. Впрочем, она никогда не отличалась многословностью. Остановку проехали молча, даже без дежурных «как дела?», а возле заводской вахты она вдруг резко повернулась и посмотрела мне в глаза:

- ВЫ, журналисты, ведь знаете все? – полуутвердительно спросила она. В глазах мелькнула проходная завода и какая-то беспричинная тоска.

- Теорию вероятности Эйнштейна доказать не смогу, - честно призналась я.

- Да и не надо. Ты слышала о том, как недавно в нашем городе расстроилась одна очень дорогостоящая свадьба? Нет? Все уже было заказано – и стол в шикарном ресторане, и лимузин к подъезду, и платье красивое у невесты было куплено. Ребята знакомы были давно, невеста ждала малыша, на свадьбу собирались прилететь гости из столицы, билеты и подарки все были уже куплены. А вот за три дня до свадьбы невеста отменила торжество.

- Почему?

- Выкидыш.

Я отвела взгляд. Что тут скажешь? Сплетничать о чужом горе не хотелось, слова сочувствия были бы уместнее не в этом автобусе, а в больничной палате, где наверняка оказалась девушка. Вера Семеновна тоже отвернулась, по морщинкам побежали легкие тени листвы.

- Многие ее осудили, невесту эту, мол, должна была о людях думать прежде, чем о себе. Мол, родители, небось, в этот банкет денег немало вложили, приглашенные гости свои планы подстроили, время нашли, чтобы приехать. Да билеты эти на самолет дорогие с подарками покоя не дают. А я ее понимаю, сама слишком много прожила с оглядкой на других.

Гитарист и городской

В далекие теперь советские времена Вера рано сбежала из дома - манили девчонку комсомольские стройки. Впрочем, такая была официальная версия, неофициальную знали немногие. Первый парень на селе под Ярославлем был, разумеется, гитаристом. Шестиструнка в его руках огнем горела, как и щеки девчонок, которым он пел под окнами свои хриплые серенады. Только под одним окном задерживался гитарист дольше остальных, да и сам краснел, как та еще девчонка, когда Вера выходила за водой – высокая, в белом платье, с растрепанными кудрями, которые каждый вечер накручивала на тряпочки, мечтая о настоящих бигуди.

Впрочем, и Вера так часто за ведра хваталась далеко не по маминому приказу, и полы по два раза на день мыла, чтобы вода быстрее кончалась. Не успели девчонки расстроено ахнуть, как смолкла надолго забытая гитара, а сам гитарист все вечера подарил кареглазой музе, сопровождая на танцы. Всего одно лето и погуляли беззаботно, пока не появился в селе молодой городской парень. Вера на него даже не смотрела, до сих пор не помнит, зачем он в село приехал – то ли партия послала комсомольца для просвещения глубинки, то ли студента отправили на отработку. А только все девчонки с надеждой приосанились, а парни загрустили и волками стали смотреть в сторону новичка.

А тот оказался с гонором и важными связями, так что и чесались кулаки у парней, а пускать их в ход приходилось только на душевных беседах со встречными соседями. Приезжий осматривался недолго, на первых же танцах, только заиграла медленная музыка, подошел к Вере. Гитарист вылетел в отступивший круг быстрее, чем когда-то бегали его пальцы по грифу:

- Тебе чего надо? Это моя невеста.

- И что? Не жена же, - ухмыльнулся городской.

- Не жена, но мы с ней… мы с ней уже были вместе, - рубанул первое, что пришло в голову гитарист. Слова секс тогда еще не знали. Приезжий кинул всего один взгляд на Веру и, развернувшись, ушел с площадки сквозь онемевшую толпу, которая ошарашенно смотрела на бесстыжую девицу в белом платье с растрепанными кудрями.

Сеновал в свидетели

Вера заревела, закрыла руками лицо и побежала прочь. Гитарист остался, опешив от собственной глупости, – в глубинке тогда такого позора еще не прощали. Вера нагнала городского уже возле его дома:

- Я – девушка, он соврал.

- Чем докажешь? – скривился.

- Докажу, только ты всем скажешь, что девственницей была, - Вера стихла, не так она представляла себе первую ночь с мужчиной. На сеновал шли молча, утром она собрала вещи и уехала из села в Ярославль, чтобы больше не возвращаться. Вроде, городской сдержал обещание, да ей это было неважно, главное, что сама закрыла эту страницу жизни.

Замуж вышла не по любви – на стройке, где она работала крановщицей, долго бегал за серьезной и ответственной девушкой холостой мастер. Она на него даже не смотрела, а как полетели в спину шепотки и смешки, пришла в мастерскую с паспортом: «Или пойдем в загс, или увольняй по собственному, не могу так работать».

Свадьбу не играли – не в радость ей был этот день, а вот ро ждению дочки через год обрадовалась. Время шло, менялось многое, и отношение к мужу тоже, пусть и не превратилось в любовь, но и неприязни больше не было. Тридцатилетний юбилей супруги благодарный муж решил отметить с размахом – пригласил гостей, накрыл шикарный по тем временам стол (даже банку оливок выпросил у заведующей магазином). Накануне праздника в дверь позвонили: «Вам телеграмма». Пять слов без предлогов легли камнем на сердце, а пара седых волосков - на виски серебром. Там, в недалеком селе, без прощания, последних напутственных слов и поцелуя в лоб умерла мать Веры.

- Гости приглашены, не часто это у нас… - тихо обронил муж и убрал телеграмму в шкаф. Утром Вере не пришлось просыпаться – ночь была бессонной. Она тихо поднялась с холодной постели и пошла на кухню нарезать бесконечные салаты. Только лук помог разреветься в голос.

Улетевшее доверие

Дочка Лена росла в радость – и в саду, и в школе учителя мало на нее жаловались. Спокойная, улыбчивая, она любила целыми днями носиться по двору вместе с другими сорванцами. У одного из них отец разводил птиц. Как он ловил пернатых, одному Богу известно, только в отдельной комнате без мебели стены были увешаны огромными клетками с разными птицами: свиристели, щеглы, клесты и пара попугаев. В этот заветный уголок никого не пускали, Леночка любила забегать в гости к своему приятелю и, стоя на пороге комнаты, смотреть на неугомонных птиц.

Однажды домой к Вере нагрянули нежданные гости – мама мальчика привела с собой участкового:

- Ваша дочь сегодня была снова у нас в гостях и открыла все клетки, выпустив птиц в форточку, - гостья ради большего эффекта промокнула уголки глаз огромным клетчатым платком. – Мой муж выходных не видит, по лесам бродит, птиц ловит. Для него эти птицы – как дети малые, в детстве все о голубятне мечтал, вот и решил на старости лет себе собрать коллекцию, а она….

Рыдала гостья долго, участковый хмурил лоб, а Вера прикладывала руки к груди и клялась, что накажет несносную девчонку. Прилюдно была разбита копилка, которую привез муж из далекой командировки – самое драгоценное, что было у Лены, и оттуда перекочевали в кошелек гостьи все накопленные на велосипед деньги.

Лена перестала плакать только на следующий день, жаль ей было и копилку, и некупленный велосипед, и того, что мама так и не поверила в ее невиновность: «Люди врать не станут, незачем им…» Полгода прошло с тех пор, когда Вера случайно проходила мимо дома птицелова. Мальчишка, сын коллекционера, подставив лестницу к окну, полз в форточку. Видимо, он уже часто проворачивал этот трюк – голова нырнула внутрь, следом юркнул и сам худенький пацан. Повиснув на ближайшей клетке, он спрыгнул на пол комнаты. Дверца клетки приоткрылась, шустрый птенец уже было подскочил к выходу на волю, но парнишка успел захлопнуть ловушку перед его носом. А тогда, видимо, не удалось.

Вера пришла домой с тяжелой ношей – руль велосипеда больно давил на плечо.

- А Лена, помню, тогда почти и не обрадовалась, только как-то слишком по-взрослому спросила: «Мам, ну почему, чтобы поверить мне, тебе нужно было увидеть?» Я долго пыталась вернуть ее доверие, и до сих пор не знаю, получилось или нет. Тогда я в первый раз задумалась о том, а так ли мне важно мнение этих, - и Вера Семеновна кивнула головой в сторону толпы, забившей салон «десятки». – Второй раз задумалась, когда наши тетки на работе сегодня стали судачить о той несчастной невесте. Представь, три дня назад потерять ребенка - и надеть белое платье, разве это возможно? Говорят, мол, с кем не бывает, что за изнеженная молодежь. А я думаю, что важнее, чем эта всеобщая попойка, сухая фата без слез. Уж поверь мне, я их немало выплакала.

Тел. 50-80-44,bagrich@yandex.ru