В прошлом году, побывав в Северо¬двинске, на стендах городского краеведческого музея я увидел фотографию пионеров, собирающих посылки для фронта, и вспомнил свое военное детство.
В ТРЕТЬЕМ классе мы занимались вместе с девочками. Разделения школ на мужские и женские еще не было. Помню, что вместе со мной учились Саша Бурлов, Саша Боголюбов, Ада Трифонова, двойняшки Жанна и Люся Шабатовские. Тогда нас часто водили в госпитали на встречу с ранеными бойцами, но не просто так, а с концертами. Как правило, мы пели в палатах хором, но были и сольные выступления.
Некоторые из девочек нам тогда уже сильно нравились. Среди них на ту пору заметно выделялась Рита Долгобородова. То была очень аккуратная девочка, со стройными ножками, пухлыми губками, милой мордашкой, но в то же время казавшаяся надменной и задавашливой. К достоинствам этой девочки следует отнести то, что она хорошо пела на различных школьных празднествах. Когда мы выступали в госпитале, Риту всегда выдвигали вперед и она солировала, а мы подпевали. Однажды мне надоело участвовать в общем хоре и я решил, что смогу быть солистом тоже. Чем я хуже этой хорошенькой и вредной задаваки?
Репертуар нашей самодеятельности был самый разнообразный. В основном пели хоровые пионерские и популярные советские песни, а также декламировали стихи, затем все расходились по раненым, беседовали с ними. У некоторых из них эти посещения вызывали слезы, они вспоминали своих детей, свои семьи.
Раненые старались нас чем-нибудь угостить, но нам строго запрещали брать что-либо из съестного, и мы вежливо отказывались, хотя есть хотелось всегда.
Стихи для сольной песни я выбрал про командарма Котовского, а музыку сочинил сам. Сейчас полный текст забыл, помню только, что были там такие строчки: «…резвый конь под ним сверкает белым рафинадом». До сих пор не пойму, откуда и почему я выбрал именно эти стихи и что заставило еще и придумывать музыку.
Стоит отметить, что в школе перед посещением госпиталя меня прослушали и, поскольку пел я громким голосом и очень вдохновенно, номер пропустили. В госпитале тоже очень старался и считал, что чем громче буду петь, тем большее впечатление произведу на слушателей. Действительно, меня очень щедро одаривали аплодисментами, но неоднократное исполнение, да еще в полный голос, вскоре стало сказываться. Через четыре- пять палат я уже не пел, а хрипел. Меня из солистов тут же убрали, поставив обратно в общий хор. Было ужасно обидно, и я, конечно, уже не пел, а просто открывал рот, демонстрируя солидарность с хором.
Свои голосовые связки я сильно надорвал, моя хрипота не проходила очень долго. Конечно, в посещениях госпиталей я продолжал участвовать, но только как вспомогательный состав для беседы с ранеными. А эта противная девчонка Рита продолжала солировать, не обращая никакого внимания на неудачливого солиста, попытавшегося стать ее соперником.
Об этой школьной истории я написал Рите Тарасовой (Долгобородовой), живущей в Нижнем Новгороде. Ей мое повествование понравилось, и она от души смеялась над школьными воспоминаниями. Воодушевившись Ритиным впечатлением, я решил этот небольшой рассказ представить читателям «Вечерки» как один из эпизодов нашего детства. Может, он заставит и моих однокашников улыбнуться, вспомнить те нелегкие, но прекрасные годы нашей жизни.
Александр ПЕТРЕНКО, г. Москва