Вечерний Северодвинск
Номер от 15 февраля 2007 г.

Четыре часа любви и тринадцать лет сомнений
Мы были с ней соседками по купе. Трое суток в пути и одна история, которую она сначала рассказала мне, потом кому-то из случайных попутчиков, потом еще… Имя этой женщины я не помню, зато этот ее рассказ выучила наизусть.

Без намека на интимность

Как-то странно рассказывать о любви, которой и было-то всего четыре часа. И можно ли назвать любовью встречу, не имевшую и намека на интимность? Просто сейчас, спустя годы, я остро ощущаю чувство потери. Знаете, как бывает: сначала решишь, что мелочь, пустое, а потом выясняется: ан нет, не пустое, а очень даже нужное. Так бы теперь и ухватил да держал крепко, но увы...

Тогда, тринадцать лет назад, после окончания Новокузнецкого пединститута я оказалась в Находке. Единственная улица тянется вдоль берега, на сопки взбираются дома. Вокруг все цветет, легко, весело, интересно поглядеть на море, корабли и, конечно, моряков. А тут молодой парнишка, черноглазый, улыбчивый: «Девушка, можно с вами познакомиться?» Смеюсь в ответ. Познакомиться можно. Прогуляться по Находке? Отчего же нет?

Идем, разговариваем. Его зовут Игорь, сам с Сахалина, в море первый год, причем он - кок. Ой, как интересно, так ты, что ли, повар? Нет-нет, повар - тот сухопутный, а я моряк. И где же ты плавал, моряк? Обижается, оказывается, слово «плавать» тут не в ходу, здесь говорят «ходить». Игорь ходит в Берингово море на лосося, такая рыбалка называется путиной. Ходил он и на минтая, название рыбы произносит пренебрежительно. Батюшки мои, минтай-то здесь - второй сорт, и его никто не ест, а мы-то в Сибири... А на каком корабле ты ходишь? Опять неправильно. Корабль - это для военных, а рыбаки говорят «пароход».

Мы идем вдоль бухты, и мой новый знакомый показывает огромный корабль, ой, пароход с замысловатым названием «Штральзундский корабел». Почему у него нерусское название? Меня поправляют: не название, а имя, и с гордостью объясняют, что «корабел» - это тот, кто строит корабли (и запомни, пожалуйста, их не делают, а строят). Этот построен в Германии, на верфях города Штральзунд, в его честь и дали имя этому Большому Морскому Рыболовному Траулеру. Именно так, каждое слово с особым выражением и любовью. Он действительно большой, а еще очень - очень белый, и тут же на ум приходит дурацкая песенка «Ах, белый пароход, бегущая волна...» Так и спели вдвоем, да так громко, что народ вокруг нас начал собираться.

Опять болтаем, опять смеемся. Спускаемся к воде, и он рассказывает, что за море раскинулось впереди и какие вкусности в нем водятся, и что из этого плавающего и ползающего может приготовить кок. А я рассказываю про Сибирь, про мороз, про снег, который лежит большими сугробами. Ну и все остальные красоты живописую: кедры, медведей (не видела, но, говорят, имеются), дивной красоты первоцветы с очень непоэтичным названием – кандыки, что в переводе с шорского всего-навсего – цветок.

Нам так легко говорить, не надо подбирать слова, ты понимаешь его, он с полуслова понимает тебя. Мы оба любим песни Джо Дассена, а тяжелый рок лишь уши режет. В прибрежном кафе, не сговариваясь, выбираем «картошку». С ума сойти, никогда в жизни не встречала человека, который, как и я, любил бы это невзрачное пирожное! Вот это да, он знает Тютчева и даже может читать наизусть! Надо же, пароходный кок и Тютчев, как странно...

Ты – моя любовь!

Девушки у него нет, на берегу его из плаванья никто не ждет, он романтик и верит в любовь. Я улыбаюсь, но мамины слова помню: не будь наивной дурочкой, морякам верить нельзя, они же «поматросят и бросят». Уйдет в море и имя твое забудет. Посмеяться, глазки построить - пожалуйста, а больше ни-ни.

А парень тем временем делает мне предложение. И вроде бы не шутит, когда просит выйти за него замуж. Оказывается, он уже все продумал: жить мы будем в квартире, которую он здесь снимает. У него в Находке тетка, она работает в школе и недавно говорила, что у них есть место учителя литературы. Через два дня он получит деньги, которые с большим опозданием, но все же выдадут еще за прошлую путину. И вообще, сегодня вторник, день подачи заявлений, и паспорт у него с собой. Надо торопиться, так как через неделю он снова уходит в море! Но если в загсе он покажет соответствующую справку, нас зарегистрируют хоть завтра!

Смеюсь, не верю. Ты что, парень, серьезно? Мы же знакомы всего четыре часа! Так не бывает. «Нет, бывает, бывает! Понимаешь, это любовь с первого взгляда. И эта любовь - ты!» Нет, так сразу, так без оглядки я не могу. Назвать любовью краткое знакомство, извини, нет и еще раз нет!

Он не обижается, но... Мы еще ходим по улицам, разговариваем, но как-то неловко, с паузами, и совсем не хочется смеяться. У меня чувство ошибки, но в чем эта ошибка и надо ли ее исправлять? Я даю ему свой адрес, он пишет свой, договариваемся о встрече. Я почему-то чувствую себя дурой и не хочу, чтобы меня провожали. Он не настаивает, только смотрит, а глазищи у него большие и грустные, как у бассета. А что в них, не могу понять, сказать, что любовь, - боюсь.

На встречу Игорь не приходит, в случайном разговоре узнаю, что на «Штральзундском корабеле» какая-то комиссия, наверное, он должен всех этих высоких гостей хорошо накормить. На следующий день он приезжает туда, где я остановилась, но меня нет, я ушла на море. Берег большой, где искать? Потом я иду в порт и нахожу его замечательный белый пароход. Стою на берегу, смотрю и ничего не делаю, жду, сама не знаю, чего. Это теперь я понимаю, что, когда очень надо, можно пренебречь понятиями о том, кто должен первым позвонить или прийти, объясниться или попросить прощения, а тогда... Я уговариваю себя, что все это несерьезно, просто у парня была такая минута, просто ему (и мне тоже) одиноко, и ухожу.

Больше мы не встречались. На Дальнем Востоке путина долгая.

Ах, как мешает это «бы»…

И кажется, что все забыто, и вроде бы смешно вспоминать. Вокруг другие люди, и уже много чего случилось. Через десять месяцев после встречи с Игорем и через две недели после моей свадьбы (да-да, и не моряк стал моим мужем, а парень исключительно сухопутный, которому не надо уходить в море) я прихожу с работы домой. Муж смотрит настороженно и говорит, что приходил какой-то парень и спрашивал меня. На вопрос, кто он такой, ответил: «Какой-то там корабел на «Ш». Я пожала плечами. Бог ты мой, когда это было, ха-ха, ерунда какая, еще раз ха, а на душе так горько, так тоскливо, но я опять уговариваю себя: пустяки, мелочь, забудется, пройдет.

Прошло лишь время, а чувство потери осталось. И ведь все помню: и лицо, и манеру говорить, и одежду, и даже его походку. Кажется, появись он в тысячной толпе – мигом узнаю. Конечно, он изменился и, наверное, или даже наверняка не помнит меня. Возможно, и я бы его давно забыла, если бы сложилась моя семейная жизнь, но не вышло. Тогда из Находки вернулась в Новокузнецк, а теперь возвращаюсь к прошлому, ищу ошибки, думаю: а что было бы, если бы тогда...

Ах, как мешает это «бы»! Знаю, что чудеса бывают только в сказках и тот романтический налет сошел бы через несколько дней, а все же тянет душу, и в голове вертится похожая на ржавую пилу сказанная кем-то умным из телевизора фраза про «сожаление о нереализованных возможностях». Да это обо мне! О том, что могла бы быть любовь, но не случилась. Или случилась? И ей не четыре часа, а все эти тринадцать лет? Ведь я до сих пор помню своего корабела, и уже ясно, что буду помнить всю жизнь.

Историю безымянной попутчицы записала Елена ОГОРОДНИКОВА