В лесной глухомани Вологодчины тихо умерла деревня Игрово. Название-то какое! Играть, игрища… Так и было – до агонии, которая длилась десятилетия.
ЭТО земля моих предков по материнской линии, здесь в безнадежно далеком 1920 году выходила замуж моя бабушка, здесь родилась моя мать. Впервые я побывал тут в 60-х годах. Близкий лес, речушка, птичье звонкоголосье, добротные дома – и зарастающая разнотравьем дорога, опустелые поля, полуразрушенная изгородь, у которой помахивали хвостами коровы. Между двух берез-великанш поскрипывали одинокие качели. Людей уже почти не оставалось. Только старушки доживали свой век. Летом еще аврально наезжали прежние владельцы с гостями, а зимой – тоска! Родовой нашей избы уже не было. Мы поселились в соседней, с русской печью, утварью, звенящей тишиной, паутиной по углам. Электричества не было и в помине – обряжались по утрене да вечеряли при лучине. Стрекотал сверчок, покой, тишь, полнейшее умиротворение.
Через 20 лет я снова побывал в родном гнезде. Лес раздумчиво поглощал поляны, подбираясь к последнему уцелевшему, но крепкому еще пятистенку. Сгинули качели, поросли бурьяном и репьем полусгнившие венцы, хищно цепляла за ноги одичавшая трава. Вольготно чувствовало себя разное зверье, а из людей – коренных игровчан осталась одна блаженная Анютка. Вскоре и она умерла. Тогда я и понял, как покорно умирает русская деревня: все – родовое гнездо исчезло. Сейчас на его месте весело шумит молодой лес, и случайно забредший путник век не догадается, что стоит на месте большой веселой деревни.
И другая деревня, та, где появился на свет отец, тоже давно исчезла в небытии. Обрублены корни… Но нет, мы еще помним. И помнит земля, что впитала пот, слезы и кровь моих предков, приняла их прах. Помнить не хотят лишь те, кто привычно и равнодушно уничтожают память. Но наше прошлое растворится только вместе с нами. Жаль только, что вот внуки уже не вспомнят, не смогут вспомнить, как жила, работала, веселилась когда-то русская деревня с озорным названием Игрово.
Александр ТОКАРЕВ