Вечерний Северодвинск
Номер от 16 февраля 2006 г.

Повторение пройденного
Она опустилась на колени атеисткой, поднялась верующей

- ВОЛОДЯ, где мой серебряный крестик?

Муж посмотрел на Аллу Александровну удивленно: пошла в лес за грибами, а вернулась сама не своя.

- Да вот он, хотел мормышки сделать.

Старый крестик впервые оказался на своем законном месте. А чуть позже в учительской северодвинской школы обсуждали новость: конец августа, а тут Крылова позвонила из деревенского отпуска, сказала, что уходит из школы навсегда. Тогда никто не узнал почему. Потом коллеги не очень удивились: «Ты всегда была другой».

«…Алла Александровна, расскажите, как с сыном Мао Цзэдуна учились. А помните, вы нам рассказывали…» - повторить пройденное просят бывшие ученики.

Попрощавшись со школой тридцать лет назад, они не вспоминают любимую учительницу по праздникам. Они приходят к ней и в будни. Нередко вместе с семьями, иногда вызывая ревность у своих мам, которым приходится подождать. Приходят, чтобы помочь, выслушать и рассказать. А сегодня пригласили на урок истории и «Вечерку».

- Любят они меня, дурачки, - быстро закрывает школьную тему Алла Александровна.

Пусть пишут длинные диссертации те, у кого есть другие секреты педагогического успеха, кроме взаимной любви.

Это было, было…

Теплый летний день в Подмосковье. Под сомкнувшимися ветвями яблонь собралась большая семья Крыловых. Это традиция. За столом человек пятнадцать взрослых, а дети бегают по саду. Среди них Алла – маленькое пока продолжение трехсотлетней истории московского рода, по праву рождения дворянка. Гордиться этим уже нельзя. Но еще можно быть счастливой.

Дед оглядывает свое достойное продолжение, улыбается с хитринкой. И все знают, что сейчас он скажет бабушке: «Анна Васильевна, голубушка, а ведь у тебя где-то было под белой головкой. Принеси ради праздника».

Это – иллюстрация к теме «Как раньше пили». Одну бутылочку на всех, не потому, что «голубая кровь», по-другому редко кто и из более низкого сословия гулял. Только после войны, говорит Алла Александровна, израненные телами и душами фронтовики, бабы, оплакивающие своих мужей, стали заливать горе «выпивохой».

А пока: «Выпьют старшие по чуть-чуть, потом игры, песни, такое веселье замечательной нашей семьи!»

…Отец погибнет в тридцать седьмом. Его, начальника треста стекольно-хрустальной промышленности, «спасут» от неминуемого ареста, толкнув под поезд.

Дядя Леня сложит голову в финскую, Сергей – в сорок первом. Дед умрет в больнице в сорок третьем. От инсульта и голода. Алла Александровна не осуждает санитарок: их дома ждали голодные дети, а на кровати лежал чужой старик и уже ничего не просил…

«Но пасаран!»

Восьмой класс обычной московской школы с необычными учениками из Интердома – зеркала мировой революции. В Испании плохо – дети испанских революционеров прибыли, Германия фашизмом заболела – немецкий акцент на уроках и переменках звучит. Взрослые конспираторы детям не указ. И Алла отлично знает, что на самом деле Коля Юншу и Сережа Юнфу – родные братья, а их папа - революционер Мао Цзэдун.

- Удивительно трудолюбивые люди китайцы. Приехали мальчишки - языка не знали, а через полгода писали грамотнее нас. Сережа умница большой был, и ростом большой, под дверь. После военного училища вернулся на родину, его там гоминьдановцы подкараулили и убили из-за угла…

Война. Алле четырнадцать, из одной школы она бежит в другую, где теперь госпиталь. Маленькая, худенькая, халат по полу волочится. Голову девчонки кружит от запаха ран, стонов, усталости и голода. Но снова пришел эшелон с ранеными в крови и грязи боя, и после шести часов приходится оставаться на ночь. Смерть становится привычной, иначе нельзя – сердце не выдержит страха и жалости. Но лейтенант Вася останется в нем навсегда.

- Было ему девятнадцать лет. Умирающий мальчик с изрешеченной пулеметом грудью и ярко-синими глазами, как у старого сийского монаха… Не отходила от него, потом прогнали меня домой, пришла на следующий день, а Вася умер… Любовь? Нет, не о том вы. Любовь была, всеобъемлющая, ко всем страдающим. Одного бойца три месяца выкармливала, по крошечке заталкивая в щелочку бинтов еду. Спасла от голодной смерти, другим этим просто некогда было заниматься. Раненых по военному времени неплохо кормили: каша, супчик, масла кусочек. А наше – 400 граммов хлеба на день, и все. Как это – себе отломить от солдатского? Бог с вами, разве могли об этом даже подумать!

Голодное похмелье

Сорок шестой год. Красавица Алла – студентка Ленинградского пединститута имени Герцена. В общежитской комнате десять девчонок. Жили в складчину: складывали все продуктовые карточки и по очереди бегали отоваривать. Эту тоненькую стопку одна подружка и потеряла. В самом начале месяца.

- Как жить? Пошли работу искать. Нашли в пивнушках подвальных, после войны их много было. Все эти плевки убирали, маты слушали, кружки мыли. Продавщица добрая, хотела нам помочь, а дать было нечего, кроме папирос и пивного осадка из бочки, барда он назывался. Мы этой барды с голоду напьемся-наедимся, закурим, и вроде бы отпускает голод, даже песни запоем…

Лекция по истории СССР. Преподаватель доволен – человек шестьдесят бывших фронтовиков, сегодняшних студентов, его с интересом слушают. Идет между рядами, подходит к Алле:

- Ой, а она спит!

- Спит, спит, - эхом подтверждает мужской хор.

Наклонился профессор, принюхался:

- Ой, а она пьяная!

Бросил ученый муж лекцию, в деканат, возмущенный, помчался, туда же проснувшуюся Аллочку затребовали. Пришлось рассказать, по какой причине дурной привычкой питались.

- «Да вы, такие-разэтакие, немазаные сухие, почему раньше не сказали, неужели бы мы талонов не нашли», - накинулись на нас. А после этого целый месяц откармливали. Ленинградцы знали, что такое голод…

«Москва теперь не моя»

Терпеливо ждал муж, «колоссального ума человек», пока любимая к нему в Северодвинск приедет. Так и не сменившая родовую фамилию, решила все-таки променять коренная москвичка столичную квартиру на северодвинскую.

- Родственники говорят: «Бросай свой зачуханный Север, возвращайся». Но единственное, чего я не хочу сегодня, – жить в Москве. Изменилось в ней все.

Муж погиб в 1990 году. Все, что до этого, тоже счастье. Своих детей не было, двери квартиры для чужих не закрывали. Двух сийских братишек увезли к себе из бесперспективной деревни. Выучиться помогли.

- Любила я детей. Иду в первый раз в свой класс, еще не знаю, какие они, мои ученики, а уже всех люблю. Нет другого способа демократию в хаос не превратить.

- Алла Александровна, не трудно было учить истории, которую с другой стороны видели?

- Нет, учебники были хорошие. А современные полистала – две ночи заснуть не могла. О Куликовской битве всего две строчки!

Поклонный крест

Все правильно, все в духе времени было. Но почему-то, идя на экзамен мимо чугунной решетки Казанского собора, комсомолка, атеистка Аллочка шептала: «Помоги мне, Господи!»

И домик с мужем, перейдя от звания «туристы СССР» к званию «дачники», не где-нибудь приглядели, а на святой сийской земле: «Видимо, в этом плане на мне всегда какая-то печать лежала».

Тысячу раз, говорит Алла Александровна, проходила к лесу по этому месту. Значит, в тысячу первый шла, когда возле поляны, где когда-то монахи пшеницу сеяли, вдруг подкосились ноги. Упала на колени – понять ничего не может, наклонила голову – старый крест восьмиконечный в землю впечатан. Позже узнала: молились на перекрестке дорог на него старушки, когда монастырь закрыли. Очень это не нравилось одному местному коммунисту – спилил святыню и, злостью силу укрепляя, уволок подальше в лес…

- Не зная, правильно или нет, тогда в первый раз в жизни перекрестилась. Сказала слова, неизвестно откуда взявшиеся: «Спасибо тебе, Антоний Угодник, за ту благодать, которую ты создал…» И вернулась домой верующей. Крестик надела, в школу позвонила. Не могла по-другому, работа-то атеистическая. Муж меня понял, другим не объясняла. И первой пришла в восстанавливающийся монастырь с помощью.

А крест Поклонный до сих пор в земле лежит, на щепочки крошится. Не такие уж большие деньги нужны на его восстановление, но у монастыря пока других расходов невпроворот.

- О чем молите Бога сегодня?

- Уйти в мир иной чисто и спокойно. А еще о смирении и терпении. Смирение уже есть – терпения пока маловато…

- Алла Александровна, я инструменты принес, показывайте, что отремонтировать? – «поднимает руку» седой ученик.

- Значит, так, еще пятнадцать минут посидите и улепетывайте по домам! – Урок окончен.

Ольга ЛАРИОНОВА