Недавно «Вечерка» объявила конкурс «Случай, изменивший жизнь». Сегодня мы публикуем одно из писем-откликов. И по-прежнему ждем ваших рассказов!
Когда жизнь насыщается взлетами и падениями, встречами и расставаниями, когда начинаешь задыхаться от пошлой однообразности бытия, тогда невольно вспоминаешь, какой именно миг изменил взгляд на мир, заставил качнуться стрелочку невидимого духовного компаса.
ВЕСНА не коснулась еще Пушкиногорья, лес дремал в снежном панцире. Но днем солнышко пригревает уже совсем по-летнему. Подчас одна из сосен-великанш нехотя вздрагивает, пробуждаясь от спячки, роняет с колючих плеч тяжелый белый пласт - и снова комариным писком звенит в ушах тишина, нарушаемая только вкусным снежным скрипом под ногами. Я наконец совершил скачок из царства необходимости в царство свободы. Я пришел к Поэту - в его вотчину. Он здесь. Повсюду.
Заскучав от монотонно журчащего голоса бородатого экскурсовода, отправляюсь протаптывать самостоятельно «неведомые дорожки». Обхожу три низеньких флигелька и по узкой тропке направляюсь к ажурному мостику. Навстречу мне - одинокий путник, высокий старик в телогрейке и валенках. Отступает деликатно в сугроб и спрашивает, куда я путь держу. Важно отвечаю: мол, вникаю, думаю... Мой собеседник улыбается:
- Что ж, не смею задерживать. Во-он туда, сударь, ступайте. Видите дуб? Там вычищены все аллейки.
И идет своей дорогой. И я - по указанному маршруту. Откуда-то выскакивает краснощекая молодка с ведром.
- Что ж ты, барин, Семен Степаныча в сугроб-то загнал?
- Какого?!
- Да с кем ты разговоры говорил? Гейченко ж это! Хранитель наш и домовой... Эх ты, деревня!..
М-да, почувствовал я себя тогда не в своей тарелке. Кто ж не знает доброго гения этой земли? Короткая встреча с большим мудрым человеком, ни к чему не обязывающий разговор... Не узнал я его, принял то ли за сторожа, то ли за дворника.
Случай свел меня с мудрым хранителем. Случай? А может, тропки здесь указывает дух самого гения, витающий повсюду?
Позже встретил Семена Степановича в людском кругу, но подойти помешала проклятая провинциальная робость. А хранитель Пушкиногорья издали помахал мне рукой...
Стремительно пролетали до обидного сжатые дни. Радостные паломничества в Тригорское, в обитель старых Ганнибалов - Петровское, прогулки по молчаливым аллеям, где бродил и Пушкин с Анной Керн, с юной Оленькой Калашниковой. Ступеньки монастыря Святогорского, откуда миру явились герои «Бориса Годунова». И белоснежный памятник над прахом Поэта...
Он всюду сопровождал меня. Вот кабинет с окнами на юг. Стол, заваленный рукописями, портрет Байрона на стене. И кажется, что Поэт вот-вот отложил перо... И все так же идет он по лугам, помахивая тяжеленной своей тростью, и так же сидит в нянюшкиной светелке, опустошая самовар, заслушиваясь кружевом сказок...
Эффект присутствия был полным. Он не отпускал. Фантазия бьет ключом, подвигая на неведомые до того поступки. «Я здесь, от суетных оков освобожденный...» - это действительно так. Над благовестом Святогорья - тончайший, но реальнейший полог всепрощения, очищения, покаяния, слез.
И еще одно чудо произошло здесь. Я просто был обречен - на вечные, томительные, сладкие муки творчества. Я и раньше бывал вхож в обитель муз. Но редко и лишь с черного хода, тягуче, лениво, несерьезно. Вдохновение - оно же, как жена неверная: то шепчет что-то сладкое в ушко, то становится далекой, неприступной, чужой. А там, под сияющим небом великого Поэта, проснулось дремлющее доселе. Может, кто и хмыкнет пренебрежительно: мол, лучше бы оно у тебя и не просыпалось. Пусть. Важно, что многое, многое изменилось в зашоренном сознании. Кто знает - может, бог даст, и за оставшиеся годы удастся реализовать себя?
Порой, когда действительность бьет больно и обидно, на помощь призываю строки Александра Сергеевича: «Если жизнь тебя обманет, не печалься, не сердись...» И все - уходит боль, исцеляется душа, словно омытая живой водой из колодцев Святогорья.
Жива, жива Русь, покуда рассыпаны на ее просторах такие драгоценные жемчужины. Кто-то найдет себя в Ясной Поляне, другой - в Карабихе, третий - в полном красок мире Шахматова. Ах, если бы люди могли чаще приникать к упоительным родникам русской словесности! Я видел сам, как преображались люди, соприкоснувшись с Вечным, Прекрасным.
Александр ТОКАРЕВ