С большим интересом читаю в «Вечернем Северодвинске» публикации Александра Токарева, которого считаю одним из лучших внештатных корреспондентов. Его статьям присущи размышления о городе, историю которого он, чувствуется, знает в совершенстве, трепетное отношение к трудному далекому детству.
О САМОМ же авторе практически ничего не знаю. Разве только, что жил он когда-то в доме 17 по Беломорскому проспекту, доме, с которым я связана памятью на всю жизнь...
Апрель 1937 года. Полуторка- «автобус» выбросила возле Николо-Корельского монастыря последнюю партию пассажиров, последнюю в этом сезоне, до ледохода оставалось совсем ничего. И я потащилась по весенней слякоти с огромным чемоданом, набитым вещами моей сестры, которые привезла по ее просьбе. На другой день я по деревянной пешеходной дороге добралась до так называемого третьего участка. По сторонам стояли унылые серые бараки, и настроение мое было неважным. Но вдруг вместо них пошли солидные двухэтажные дома, четко выстроившиеся по красной линии. И появилось удивительное ощущение новизны, они буквально сверкали свежим лесом, стояли как стопочки (однажды во время экскурсии это выражение очень рассмешило гостей города). Первый дом с левой (восточной) стороны носил пятнадцатый номер, а улица называлась Второй. (Первой была нынешняя Железнодорожная).
Отсюда, от улицы, носящей сейчас имя Торцева, и началась постоянная плановая застройка города. Сейчас невозможно точно сказать, какой именно дом сдавали первым, строили комплексно. Одновременно на возведении многих жилых домов трудилась огромная армия плотников, сформированная, в основном, из жителей районов Северного края, и поселок рос не по дням, а по часам.
В «престижном» квартале селились, в основном, ИТР (инженерно-технические работники), те дома были квартирной системы, хотя жилая площадь все равно ограничивалась комнатой.
В доме 15 жила семья Николая Васильевича Ветрова, с 1936 года связавшего свою судьбу с энергообслуживанием Судостроя, а затем и города, историка, оказавшего большую помощь в создании городского музея и музея ТЭЦ-1. В годы войны он первый разработал на песке свой огород, подав всем горожанам пример борьбы с голодом.
...Дом 17. В семидесятые годы вместе с Тамарой Питолиной, организатором музея, а затем и его директором, мы навестили Нину Николаевну Кошкину (Ржаницыну), первую учительницу Судостроя, вдову Бориса Ивановича Кошкина, первого начальника отдела подготовки кадров на заводе № 402. Мы уже уходили, когда наша собеседница вдруг спохватилась:
- Чуть не забыла, вот вам еще фото. Борис Иванович сделал его днем 22 июня, увидев толпу людей, слушавших радио возле Дома Советов.
Подарок был бесценным, он оказался единственным в городе снимком, сделанным в первые часы войны.
О Беломорском проспекте можно писать бесконечно. Здесь находилось и здание бывшего Дома Советов, единственное в городе, взятое под охрану как памятник истории. Об этом говорят две мемориальные доски.
Но вернемся к началу, к дому 28. Эта сторона улицы застроена ничем не примечательными в историческом плане домами. Но есть все же один интересный для истории - дом 34.Много лет в нем располагался Государственный банк, вернее, его молотовское отделение. Управляющей здесь была Евдокия Доманова, строгая немолодая женщина, умеющая беречь государственную копейку. В городе ее очень уважали. На втором этаже работала редакция нынешнего «Северного рабочего», тогда «Сталинца». Тут же размещался городской комитет по делам физкультуры и спорта. На Беломорском была и небольшая часовая мастерская.
Кроме прямых обязанностей библиотекаря, во время войны мне приходилось выполнять некоторые поручения раненых эвакогоспиталя №2522 (ныне в этом здании - гимназия №8).По просьбе одного из них я и отправилась к знакомому часовому мастеру Кривуну, надеясь на его помощь. Знала этого мастера как читателя библиотеки, неизменно вежливого и спокойного. По наивности мне казалось, что он с радостью схватит часы и тут же их починит. Но получилось нечто иное. Осмотрев часы, Иван Иванович пригласил прийти через три дня.
- Сколько возьмете за работу?
- Шестьсот граммов хлеба.
Я не ожидала, что счет пойдет на хлеб, сама я получала 400 граммов, и меня это задело.
- А если я их не принесу?
- Тогда получите их в таком виде, в каком вы их мне сдали.
Я видела, как медики относились к раненым, чем могла старалась и я им помочь. В общем, рассчиталась как-то я с часовщиком, но раненому об этом, конечно, не сказала. Запомнилась и история, связанная с банком. Другой раненый, командир, попросил заменить поврежденные купюры. И подал мне пачку пятидесяток (хорошо запомнились зеленые цифры на белом фоне). Я чуть не отдернула руку. Пачка была примерно на две трети разрезана наискось сильным ударом острого предмета и залита кровью. Тогда он, взглянув на меня, завернул все в газету и подал уже сверток, с которым я и пошла в банк. На испуганный возглас кассира сбежались все, кто был в комнате. И долго молча смотрели на поврежденные пятидесятки, думая, вероятно, о том, как пролилась чья-то кровь и что эти деньги, возможно, сохранили кому-то жизнь. Получая чистые купюры, я заметила, как у кассира от волнения дрожали руки.
Ну, вот и все, что вспомнилось. От первых впечатлений солнечного дня ранней весны 1937 года до последней экскурсии, проведенной мною в1993 году, в сентябрьские дни бабьего лета, когда начинает желтеть листва и становится прозрачным воздух. Так и в жизни, есть все: восторг молодости и седина старости. Экскурсантами в тот раз были норвежские архитекторы. К каменным строениям они не проявили никакого внимания. Зато на Беломорском проспекте вышли из автобуса напротив дома 15 и медленно пошли пешком, тщательно всматриваясь в остатки деревянного зодчества.
Лидия ЧЕРНЯЕВА, краевед