Из дневника ветерана Великой Отечественной
«Встречали нас хмуро... Один старик отравил наших солдат, напоив молоком с ядом. Его повесили на площади...» - писал украдкой худощавый вологодский солдатик, которому не исполнилось и двадцати лет.
ИЗДАТЕЛЬСТВО Севмаша выпустило сборник «Братство фронтовое». В него вошли очерки, написанные в разное время ныне действующим председателем городского совета ветеранов войны и военной службы Корнилом Румянцевым, а также материалы, принадлежащие перу других ветеранов и профессиональных журналистов. Объединяет сборник тема Победы, той цены, которую заплатили за нее герои-фронтовики - в том числе северодвинцы.
А журналистам «Вечернего Северодвинска» Корнил Иванович передал общую тетрадь в зеленой обложке, исписанную химическим карандашом. Эти заметки сделаны им в грозных 44-м и 45-м, в ближайшие дни после событий. Бывало, писал на случайных клочках бумаги прямо во время боев, а потом восстанавливал случившееся в памяти, делая записи в тетради. Нарушал, конечно, правила секретности гвардеец-десантник, что поделать. Но именно благодаря этому мы можем увидеть эпизоды великой и страшной войны глазами очевидца.
Вот на фронт отправляется воинский эшелон. Гвардии рядовому Румянцеву еще лишь предстоит принять боевое крещение, рядом с ним такие же юные солдаты и уже опытные бойцы и командиры. «Песни и смех, оживленные прощальные разговоры, напев любимой песни десантников-гвардейцев... «Прощай, земля родная, десант наш улетает, и в дальнем краю за землю свою десантник не дрогнет в бою»...»
Еще одна лирическая подробность: именно в те дни Корнил Румянцев впервые увидел белые ночи: поезд от родной Вологды «поехал по Ленинградской ветке, через день мы остановились на станции опять, уже на Мурманской ветке, в 50 километрах от Волховстроя. Я сидел в вагоне, ждал вечера, а мне сказали, что уже свет: полярная ночь, совсем не темнеет. А 8 июня 1944 года утром выгрузились и маршем пошли на передовую! Ночевали в деревушке, где совсем не было жителей, финские разведчики шныряли в 20 километрах от передовой. Слышалась канонада...»
Первый бой ждал автора записок на реке Свирь в районе Лодейного Поля. «...Замкомандира дивизии по политчасти сказал, что на фронте нет особых стычек, наши и финны разъезжают по берегу, возят тес для обшивки траншей, ходят умываться на реку и т.п.».
Но такая «идиллия» кончилась скоро. «Наш берег был крутой, вражий - пологий, опоясанный проволочными заграждениями, рогатками, на которых висели мины... Рано утром где-то ударила «сорокапятка», это был сигнал для артнаступления... «Катюши», «андрюши», артиллерия различного типа - такой гул продолжался два часа. Неприятельский берег кипел от огня и дыма... Со свистом взвилась красная ракета - сигнал к наступлению. Высыпала из траншей пехота... Вот двести метров, сто, первые уже плывут, вода кипит от разрывов... Первые отряды уже выскочили на вражий берег, ведут бой. Враг бросает траншеи. Справа была устроена ложная переправа. 12 героев поплыли по реке, делая вид переправы. Враг по ним сосредоточил огонь, наши корректировщики засекали точки... Уже на 15 километров продвинулись наши части, а с вражеского берега еще била минометная батарея, с ней расправились наши «илюшины»... Враг отступал, оставляя заслоны... Один финн сидит на дереве, идет батальон - он обстреливает и падает... От этой «кукушки» погиб наш славный комбат капитан Уткин. С боем вошли в Олонец. Там большинство жителей - карелы. Встречали нас хмуро... Один старик отравил наших солдат, напоив молоком с отравой. Его повесили на площади... Финны бежали, изредка огрызаясь. Займут оборону, а наши обойдут по болоту в тыл - они бросают оружие и разбегаются. Но как минируют, о черт! Только прошел обоз - через 20 минут на этом месте рвутся на минах люди, лошади. Подорванные мосты создают пробки...
В ночь на 10 июля пошли в обход. Финны заняли оборону на линии шоссе, нашему полку нужно было зайти в тыл и окружить врага. Всю ночь и следующие день и ночь шли по болоту, неся пулеметы, боеприпасы, мины на плечах. К утру заняли оборону на шоссе, ожидали контратаки... Но финны разгадали наш маневр, бросили оборону, мы без боя перерезали дорогу. Третьи сутки без пищи, усталость... Расположились на сопке на привал - ударила финская артиллерия прямой наводкой, мы бросились в лощину. Пошли наши солдаты за водой - их обстреляли автоматчики. Забыв усталость, поднялся батальон в цепь - и вперед. Финны, оставив заслон из нескольких автоматчиков, стали отходить в глубь леса. Мы, разгорячившись, все дальше просовывали голову в петлю. К вечеру продвинулись на три километра и наткнулись на оборону финнов, не прорванную еще в первую финскую войну... Высоту 110 мы заняли без особо жестокого боя, но спустились в лощину, и батальон накрыла стена огня. Лощина представляла собой болото. Снайперы били точно. Мы залегли. Офицеры вышли из строя в начале боя, командовали солдаты и младшие командиры... Головы нельзя было поднять... Стоны кругом. Сержант, не знаю какой роты, раздетый и босой, чтобы легче было бежать, с автоматом и гранатами вскочил и тут же упал. Но выход один - вперед. С криком «ура» поднялась рота в атаку, а от роты осталось человек 15. Я вскочил, стреляя на ходу, и словно током ударило в левую руку, карабин вылетел из рук. Я расстегнул рукав - кровь фонтаном била. Я выхватил пакет, лег в кусты. Метров через 20 рота снова залегла. С оставшимися людьми не тольку об атаке, но и об обороне нечего было думать, если бы финны пошли в атаку, капут бы роте...
Вечером 11 июля 1944 года пришел приказ отходить... По-пластунски, таща за собой на обмотках раненых и оружие, узким проходом - к своим. Лил сильный дождь... Потом всю ночь мы шли с Костей Ившиным - он приехал верхом с минами и патронами. На лошадях ехали раненные в ноги, а в руки и головы - шли сами, тяжелораненых несли на носилках по два санитара. Кругом страшная темнота, шли гуськом, постоянно останавливались, лошади вязли в болоте, санитары выходили вперед узнавать, нет ли засады. Но что бы они сделали?.. К рассвету стало веселее, послышался лязг наших танков и гул орудий. Вальку Андреева ранило в губу, он шел весь в крови. Кузнецова Пашку убили прямо в грудь, он упал, а я бежал вслед за ним и чуть не споткнулся о него. Ваську Попова - миной под колено, Бердникова убило. Взводный ранен. От нашей роты осталось шесть человек. Вышли на шоссе, остановили первую же машину - и в санбат... Приехали в санбат, быстрая перевязка, покушали - и спать, отсыпаться за прошлое, сегодняшнее и про запас. Спал, наверное, трое суток».
Да, на таком фоне пребывание в санбате можно было считать отдыхом. Но вот в рассказе гвардии рядового Румянцева один эпизод из тех дней, который мог закончиться трагически: «В нашей палатке (госпитальной. - С.З.) был такой Аспанов... Раз были в наряде, я шел с разводящим с поста. Смотрим - Аспанов укутался в палатку и спит. Сделали остановку, подходим. Я цап его за шею рукой, мой друг за ноги, обернули в плащ-палатку и потащили. Он только мычал и... толкал своей больной рукой, хотя до этого даже не давал до нее дотронуться. А мы бормотали разную чепуху, делали вид, будто финны... «Ох и перепугался я! - сознался он после. - Хотел подорваться, уже разогнул усики на гранате...» Как видим, даже отдых, даже шутки солдат были повязаны войной - она, увы, ни на секунду не «отпускала» молодых людей.
Только кто вправе упрекнуть наших бойцов!
...В зеленой тетради немало других зарисовок - и боев, и передышек между ними, и первых месяцев мирной жизни. Даже трогательные невинные встречи молодых солдат с австрийскими девушками описаны, и записка, которую десантник Румянцев потрудился сочинить на немецком языке, старательно скопирована...
Этому дневнику цены нет. Я почитал - и война будто стала ближе. А каково им, кто все еще воюет в тревожных снах и помнит смерть каждого...
Подготовил Станислав ЗЕЛЯНИН