Путешествуя по северу, можно заглянуть и в допетровскую Русь
Шум моторки разбудил меня с первыми лучами солнца. За полтора месяца в одиночестве я истосковался по общению с людьми и, как был в трусах, выскочил из палатки...
По реке на «душегубке»
Вот и показался караван из двух дощатых лодок, медленно идущий против течения. В первой, тяжело нагруженной восьмиметровой плоскодонке, трое крепких мужиков наметанным взглядом осматривали берега с надеждой подстрелить по пути птицу. Во второй, шедшей на буксире, были деревянные бочки, очевидно, под рыбу. При виде взлохмаченного бородатого существа и непонятного сооружения из бревен - моего плота - аборигены переглянулись. О чем-то пошептались, перестроились к берегу и пришвартовались повыше моего лагеря.
- О, да вы русские! - воскликнул я, когда мужики показались из-за обрыва. В самом центре Республики Коми это было полной неожиданностью.
- Да и вы не снежный человек! - сострил тот, что помоложе.
Река Каменная Валса, остановившая мое дальнейшее продвижение на лыжах, оказалась родовой вотчиной семьи промысловиков Бобрецовых. Пока высокая вода позволяет идти на груженой лодке, братья забрасывают в избу в верховьях реки провиант и снасти.
Накануне я закончил строительство плота, и все уже было готово для спуска его на воду. Мудреное творение горожанина не могло не привлечь внимание выросших на реке людей.
- Вы что же - собираетесь плыть по нашей реке на этой душегубке? - спросил старший из братьев. Услышав «да», он окинул меня взглядом, словно убеждаясь, не тронулся ли я умом.
- Дождитесь хотя бы, пока вода спадет или пока мы вернемся, тогда забросим плотик к себе в лодку. А так, не ровён час, пропадете почем зря. Гляньте, что река вытворяет!
На наших глазах проносящееся мимо корневище старой лиственницы зацепилось, словно спрут щупальцами, за нависший над рекой ствол дерева и, увлекая его за собой, со скрежетом сдернуло в воду вместе с частью берега. Что ж, бывалый человек по-своему прав, только о спортивном сплаве по бурным рекам он все-таки представления не имеет.
Тем не менее, попрощавшись с гостями, я основательно закрепил на плоту поклажу. И не напрасно. Шальная весенняя вода в извилистом русле горно-таежной реки пыталась то размазать мое суденышко в прижимах, то притопить в суводи, то затащить под коряги. Однако я, используя приемы водного слалома, маневрировал на плоту, имеющем обтекаемые обводы и приводимом в движение распашными веслами. Правда, Каменная Валса все же оставила мне метку на память. В одном из двойных крутых поворотов, уже на выходе, реку на две трети русла перегородил ствол подмытого водой дерева. Пришлось уворачиваться - тут-то и схлопотал по загривку, да так, что искры брызнули из глаз. Тут же «пароходик» мой на скорости влетел в противоток под обрывом и начал вставать на дыбы. Метнувшись на нос и за-гребая запасным веслом, я чудом избежал переворота. И только на разливах реки Мыла через несколько часов позволил себе расслабиться и удивился отваге людей, осмелившихся ходить по этим рекам на обычных деревянных лодках.
Великий путь «встреч солнцу»Деревенька Мыла встречала меня характерной для этого времени года тишиной. Мужики в большую воду все на реке-кормилице, дома женщины, дети да старики.
Иван Петрович Бобрецов недавно перенес операцию. С тоской поглядывая на реку, хмурый ходил по двору, в меру сил помогая жене по хозяйству. Гостя, рекомендованного сыновьями и умудрившегося покорить на шутейном плотике их строптивые воды, принял уважительно. Крепкий хозяин, он не без гордости рассказывал о своем семействе:
- Вот в этом краю деревни все Бобрецовы, тут жили мои дед и прадед. И сыновьям я помог дома поставить, и зятю, и не думает никто уезжать с родной земли.
Предгорья центральной части Тиманского Кряжа... Я оказался на тропе славян, в поисках сказочных богатств отправлявшихся в странствия по Печорскому Северу и за Урал-Камень. Еще новгородские ушкуйники освоили путь с берегов Северной Двины через Мезень, Пёзский волок и по реке Цильма на Печору, который 500 лет был главной дорогой в Зауралье. В начале XIV века московский князь Иван Калита уже посылает этим путем на Печору своих сокольников за ловчими птицами. А Цилемское медно-серебряное месторождение упоминалось уже в первой половине XIII века. В 1491 году великий князь Иван Васильевич направил в верховья Цильмы целую экспедицию «серебро делати и меди». Так был налажен первый в истории России горный промысел государственного значения и положено начало отечественного производства серебряной монеты. А в 1497 году государю отчеканили из печорского золота медаль. Правда, с открытием в других областях более доступных месторождений его эксплуатация стала невыгодной. Но и по сей день место это называется «У заводов».
Еще в середине XIX века была предпринята попытка проложить сухопутный тракт из Архангельска на Печору. Но лишь в 1892 году проект начал осуществляться. Архангельский губернатор Энгельгардт по собственной инициативе проехал и прошел пешком от Архангельска до Усть-Цильмы, после чего на трассу будущего тракта нагнали сотни крестьян с лошадьми. Только за одно лето 1893 года через топи, болота, реки, ручьи, горы, лесные чащобы мужики проложили участок тракта в 250 верст с почтовыми станциями. Через реки и ручьи навели мосты, выкопали вручную кюветы по обе стороны дороги. Уже осенью того же года она огласилась цокотом копыт и звоном колокольчиков. С Печоры повезли боровую дичь, печорское масло, оленьи шкуры, овчину, меха, птичий пух, туши мяса, рыбу. Обратно шли обозы с солью, мукой, крупой, чаем, сахаром, оружием, провиантом, скобяными изделиями. На тракте построили более 40 станций - нечто вроде хуторов. Жили там содержатели - кушники и ямщики. На месте одного такого хутора и образовалась деревенька Мыла.
Но еще более удивительное открытие ждало меня при дальнейшем плавании до Печоры.
- Придешь в село Трусово, попросись от моего имени на постой к Акиле Илларионовичу. Этот старец много чего повидал на своем веку, - напутствовал при расставании Иван Петрович.
«Помяните наших родителей...»Судя по времени и пройденному пути, я бы уже должен быть на подходе к загадочному поселению Трусово, жители которого носят былинные имена: Пимен, Акила, Нафантий, Феноген, Фекленья, Февронья, Афимья, Аграфевна, Устина... И вот стена тумана отворилась и на выступающем в реку мысу показалось довольно крупное село со взбирающимися по угору и разбросанными по вершине холма избами. Дом Акилы стоял на низкой террасе за мысом. Весенняя вода плескалась уже в палисаднике, плот до сухого места пришлось заводить прямо через ограду. Сгорбленный, но жилистый дед в ушанке и валенках хлопотал возле лодки. Поздоровавшись, я поинтересовался, не к рыбалке ли лодка готовится. Показавшаяся на крыльце такая же древняя, но шустрая старушка опередила хозяина:
- Да какой из него рыбак? Второй год как видеть плохо стал, на реке не бывал, только смолу зря переводит, да и силы уже не те лодку-то смолить.
- Так ведь племянники приедут, а на реке как без лодки. Своих-то деток бог не дал, - с тоской в голосе отозвался старый промысловик.
Слово за слово, узнал историю приютившей меня семьи. С ней и по-новому стал относиться к трагическим страницам истории, к людям, исполненным страстью к «древлему благочестию», сохранившим в дебрях Печорского Севера не только старинные обряды, но и бытовой уклад и всю культуру Древней Руси.
Всякий со школы знает о расколе в середине XVII века, о том, как десятки тысяч людей, не желая принимать «никонианскую веру», бежали в укромные места, поселялись в глухих лесах. Вот и здесь «хоронились» - с Пинеги, Мезени, Устюга и из центра России оседали в Усть-Цильме или расселялись по Нижней Печоре и ее притокам. Живя в окружении других народов, они сохранили и кровь, и язык, и обычаи, но и усвоили от соседних народов - коми и ненцев - их лексику и переняли все премудрости жизни на Севере. Люди эти в Коми обитают, а родословицу от русских пращуров ведут. При этом ни к русским, ни к коми, ни к ненцам уже не относят себя, а называются пижемцами, цилемцами, неричанами, усть-цилемами, нижнепечорцами. Происхождением гордятся, берегут родовую честь, почитают родителей, заботятся о стариках и немощных.
Хозяин мой Акила Чупров, как вернулся с войны, до преклонного возраста проработал охотником-промысловиком: добывал пушнину и боровую дичь, бил зверя. В трудные годы помогал всему большому семейству. А в старости и о нем не забывают племянники, которых у него множество. Кто воды наносит с колодца, кто огород поможет вскопать, кто - сено поставить. А как у хозяина не стало сил рыбалкой заниматься, уважаемому односельчанину непременно рыбки поднесут, приговаривая: «Кушайте на здоровье и поминайте добрым словом наших усопших родителей». И после этих теплых слов не чувствует себя ущербным 83-летний старец.
Жена Акилы Илларионовича Фекленья Ананьевна в свои 78 лет сама управляется с коровой и по литру молока непременно относит немощным соседским старушкам. Все свободное от хлопот время молится. Я несколько дней провел в их доме, изучая раздобытый в местной школе исторический материал, и стал невольным свидетелем истового служения этих людей своей вере. Не раз меня подмывало запечатлеть для потомков на фото и видео сцены обрядов, но... Однажды испросив разрешение у старушки сфотографировать ее за чтением рукописного молитвенника, услышал в ответ: «Грех это» - и не возвращался более к волнующей теме.
А что касается сельской общины, то колхоз, продолжая обычаи, содержит дом престарелых, заботясь об одиноких, обездоленных и убогих. А для деток в школьную программу введен факультатив «Русь Печорская», чтобы помнили, чьего они роду-племени.
В XX веке Печорский уезд отошел к Коми, а Архангельский тракт был заброшен. Но в окрестностях его поселения русичей, за несколько веков образовавших самобытную общность, продолжают жить вдали от шумных городов трудом праведным да богатствами Северной земли.
Степан САВИН