Номер от 30 сентября 2004 г.

Помор Андрей Бакланов создает водный парк вдали от моря Белого

Я встретил его на Яграх нынешним летом. На берегу яхт-клуба, где Андрей, судя по всему, присматривал очередные «трофеи». Слово за слово, разговорились о творческих планах, и, как оказалось, поморских корней Бакланов трудится нынче на суздальского капиталиста.

- А здесь кому я нужен? - вроде как обиделся Андрей Петрович. - Помнишь, хотели создать городок ремесел? С кузницей, мастерскими, где бы возрождались исконно северные промыслы. Предлагал: давайте создадим в Северодвинске поморский музей, где бы напоказ выставлялись собранные по побережью Белого моря, в дельте Двины остовы старинных судов. Сколько добра по беломорским берегам скрыто под песком! И что?

Поостынув, Андрей Петрович, талантам которого я всегда не уставал поражаться, заговорил о предстоящей экспедиции на Онегу. Сплав по реке от Каргополя до устья он связывал с поиском останков речных долбленок, лодок, которые местные мастера делали без всяких лекал, а потому и имели они неповторимые формы.

Ну, поговорили и разошлись. И уже осенью Андрей Бакланов, пообещавший по случаю заглянуть в редакцию, рассказал-таки о необычайном своем путешествии.

На каноэ до Кеми

Бакланов, по его же признанию, любит жить и творить на грани риска. Правда, по каким таким признакам он различает эту грань, за которой могут следовать и точный расчет, и безрассудство, спрашивать не стал. В конце концов, кто-то в одиночку пересекает и пустыню. И всегда найдется тот, кто посчитает путешественника не от мира сего.

По порожистой Онеге он сплавлялся с тремя любителями экстрима. До старта, под Каргополем, нашел-таки в одном из деревенских дворов реликтовую долбленку-«каргополку». Узнав о причудах Бакланова, старый хозяин уступил лодку, считай, за спасибо. С напутствием: «Чего ей гнить без толку, в твоем музее, глядишь, хоть память о наших мастерах останется».

Спустили на воду, оказалось, что течь лодки вполне позволяла сплавляться по стремнинам без остановок. До выхода в море насчитали по берегам 180 деревень. Его товарищи насобирали по домам столько старой рухляди, что под ее грузом восьмиметровая «каргополка» едва держалась на плаву.

- Я-то больше выспрашивал, где еще хоронятся долбленки, - рассказывал Андрей Петрович. - Люди показывали места. Где-то лишь матица (киль. - Ред.) сохранилась, находили и лодки, до сих пор не утратившие первозданных форм.

С выходом в Онежскую губу ему пришлось проститься с командой. До Соловков добрался на сухогрузе. Дальше, от архипелага до Кеми, предстояло пройти в одиночку под веслами.

- Воды бояться не надо, - как бы предвосхищал мои недоуменные вопросы Андрей Петрович. - Конечно, управлять бескилевой озерной лодкой на морской волне куда сложнее, нежели, скажем, карбасом. Тем не менее под штормовыми ветрами прошел порядка 60 километров.

Однажды он все-таки оплошал и его утлый челн, налетевший на каменную гряду, захлестнуло волнами в считанные секунды. Сказалась, видимо, усталость, но дух помора и это обстоятельство не сломило. От береговой линии его отделяло метров пять, но, поддайся панике, и они могли стать непреодолимой преградой. Бакланов же в тот критический момент жил с осознанием единства с окружающей его стихией, которую он не воспринимал враждебно.

- Я был движим одним, - вспоминал ту ночь в штормовом море Андрей. - Главное было не растерять весла и нехитрый багаж, позволяющий, по крайней мере, обсушиться.

Он сумел дойти до Кеми, где надеялся что-либо узнать об отце Феодосии, с которым они встретились еще на Соловках. Тот прибыл на святую землю из Москвы, чтобы, путешествуя по островам и берегам Белого моря, собрать материалы о поморском быте для научной работы. В сторону Кеми вышли вместе. Однако лодка Феодосия под парусом шла заметно резвее и вскоре просто пропала из виду. Сутки ждал беглеца. Поначалу, оказавшись без продовольствия и вещей, без которых выживать в безлюдных местах вовсе не просто, Бакланов почем зря костил «отступника». Поостынув же, думал лишь о том, жив ли последователь старообрядческих традиций, советовавший Андрею Петровичу непременно побывать в ближнем Топозерском скиту.

Уже в Кеми Бакланов с облегчением узнал, что Феодосий жив-здоров. Правда, вернуть свои вещи Андрею Петровичу так и не удалось, беглец ушел на своей «кижанке» в Чупу.

- Судно исключительной красоты, - говорил с восхищением о феодосьевской долбленке Бакланов. Почему «кижанка»? Мастера родом из Кижей такие шили с древности.

Про музей на речке Каменке

Что он вынес из того, кемского, похода? Наверное, еще более убедился в правильности утверждения, что камень и дерево вместе не живут.

- Если хочешь найти останки поморских судов, нужен песок, - назидательно говорил Андрей Петрович. - Потому и считаю, что для таких открытий лучшего места, чем Летний берег, нет. Это пуповина земли Поморской.

Тут спорить не о чем. Если людей «болотных» камень всегда пугал, то и расселялись они по беломорским берегам чаще именно на песчаных местах. На какую ж глубину нужно копать песок, чтобы обнаружить новгородские ушкуи? Или более поздние суда, когда история Подвинья и Поморья связывалась с судостроением на кустарных верфях местных поселений?

Понятно, что вкапываться в те культурные слои на десятки метров, где, вероятно, и покоятся останки плотбищ ХIII века, сегодня вряд ли кто станет. Так ведь реликтовые памятники судовых дел мастеров просто разбросаны на поверхности. Вплоть до середины прошлого века по северным рекам поморы ходили на кочах, карбасах, борта которых еще сшивались на старый манер вицами, кожей или пеньковой веревкой.

- Говорить о поморских традициях, что становится модно даже среди местных политиков, - сокрушался по этому поводу Бакланов, - и не спасать те суда - значит сильно лукавить.

Именно то обстоятельство, что ни в Архангельске, ни в Северодвинске он не нашел поддержки проекта создания парка поморских судов, вынудило Бакланова податься на сторону. Собрался и уехал в Суздаль, где один из местных олигархов дал ему карт-бланш. Вот тебе, мол, территория у речки Каменки - твори. Пятьсот метров береговой линии, семь вулканических ям на холме...

- Прежде чем ударить по рукам, - уточнил мой собеседник, - я показал тысячи рисунков. Из них, в частности, сложился и дизайн пляжа. Если хотите, то предприниматель, оплачивающий мои расходы на экспедиции, на транспортировку собранных на Севере экспонатов, художник по образованию. Его не нужно было убеждать в том, что и так очевидно. Что сохранение памятников культуры и бизнес - понятия вовсе не взаимоисключающие. Пусть посетителей кафе на берегу Каменки будет привлекать мой водный парк из поморских долбленок, я обеими руками «за». Никто же не будет поносить англичан за то, что вход на восстановленный барк «Кати Сар» стоит четыре доллара. Для меня важно, что люди таким образом дают деньги на возрождение поднятых со дна моря исторических судов.

Бакланов уже вывез с Поморья два КамАЗа с лодками, бакенами, маячными фонарями. Так что гостям Суздаля скоро будут показывать не только уникальные памятники древнерусского искусства зодчих, предметы лапотной России, но и инсталляции Бакланова, натуралистические композиции, посвященные истории освоения Русского Севера. У него есть зарисовки скульптур из бакена, он намерен использовать в анималистических проектах беломорские плавни.

А в мечтах он вынашивает идею пройти по Онеге в Белое море на сойме. Это один из самых распространенных типов судов древнего Новгорода, быстрых на ходу под парусами, легких на веслах, способных ходить круто к ветру. Именно на таких соймах новгородские «ватаги» пускались в путь к Белому морю за «рыбьим зубом». Соймы, как утверждает Андрей Бакланов, стали прародителями северных карбасов, которые строили, понятно, с учетом сурового нрава арктических широт.

Зарубка на память

Дай бог, чтобы планам Бакланова суждено было сбыться. Пусть хотя бы в Суздале увидит свет галерея поморских судов. История часто пишется не набело, и сам Андрей Петрович надеется, что интерес к собирательству реликтовых лодок проявится еще у кого-то.

Почему нет? Вот факт: сравнительно недавно группа северодвинских предпринимателей доставила с беломорских островов на территорию яхт-клуба «Север» останки древнего коча. Замечательный образец творения мастеровых рук. Найдется ли ему достойное применение? Пока что килевая часть судна врастает в траву, и что делать с «осколком» древней поморской цивилизации, никто не знает.