Вечерний Северодвинск
Номер от 14 мая 2004 г.

Война спасла модистку Галю
Из немецкого плена она катилась кубарем по ленинградскому лесу

- Вам сколько лет, милая?

- Тридцать.

- Ох... Когда мне исполнилось тридцать, я вышла замуж за мужчину с тремя детьми, родила еще и всех четверых воспитала. А теперь мне восемьдесят шесть, но ощущение такое, что все случилось лишь вчера. Чаек пить будем?

Дамочки, не ройте ямочки!

Малюсенькая однокомнатная квартира Галины Дмитриевны Игнатьевой в доме на Советской светится чистотой и уютом. Так учила ее мама. Фотографический портрет мамы и отца в комнате на почетном месте. О родителях и родных она думает постоянно. С удовольствием рассказывает, кто как жил, кто кем стал. С Галиной Дмитриевной мы листаем ее семейный фотоальбом.

- Это вот мой брат Лева, ему сейчас восемьдесят три, он в Ленинграде. Левушка два месяца назад приезжал ко мне на день рождения, да я попала в больницу. А это моя младшая сестренка, она умерла в блокаду, когда я на фронте была. Война меня, наверное, спасла. Уже во второй раз...

В первый раз Великая Отечественная спасла Галю от... физкультурного техникума. Именно туда, в физкультурный техникум, ее, молоденькую, активную и, несомненно, талантливую модистку ленинградской фабрики головных уборов, решил направить комсомол. Однако гитлеровская Германия все планы спутала - и Галины, и комсомола. Она очень хотела делать шляпки, но пришлось рыть траншеи и противотанковые рвы.

Это было так же странно и почти так же страшно, как похороны новогодней, да-да, новогодней елки возле Троицкой церкви в Архангельске, где Галя провела свое детство. Елку уложили в гроб и целой процессией архангельской детворы под началом взрослых партийцев отправили в могилу. Этот эпизод из своей «маленькой» жизни Галина Дмитриевна помнит в деталях. Ту елку хотя бы похоронили. В войну людям меньше везло. Траншеи зачастую копали полумертвые люди. Кто помрет, того в тряпки завернут, метров на сто от фронта работ оттащат и оставят.

- И все это время над головами, - продолжает Галина Дмитриевна, - немецкие самолеты кружат, да так низко, что видно, как летчики улыбаются и руками нам машут. С этих самолетов сбрасывали листовки. «Дамочки, не ройте ямочки. Приедут наши таночки и зароют ваши ямочки».

А они все равно рыли, до последнего.

Плен на несколько часов

О немецком плене «дамочка» Галина Дмитриевна вспоминает как о какой-то детективной истории. Сейчас она кажется неправдоподобной и где-то даже смешной. Тогда же, в сорок втором, молоденькой девчонке было не до смеха.

- Однажды утром немцы к нашим траншеям очень близко подошли. А начальство куда-то исчезло, несколько девчонок с лопатами только и остались. Бомбы рвутся, все горит. Мы решили в Ленинград идти. На лесной тропе меня, чуть отставшую, немец с автоматом и приметил.

Немец оказался не просто воспитанным, а даже галантным. Все норовил пропустить русскую девушку вперед. Но и Галя не лыком шита. Так и торговались, кому первым по тропке идти.

Немец привел пленницу к своим.

- Настроение, - вспоминает Галина Дмитриевна, - у них было прекрасное. Шутили, смеялись, наверное, в эйфории по поводу скорой победы. Старший их офицер сделал мне комплимент. Мол, какая красивая девушка! А у меня, красивой, на голове махровое полотенце от холода, старые штаны да пальтецо.

Немцы расстелили для Гали плащ-палатку, усадили, стали угощать сигаретами. От сигарет отказалась: «Не курю». Присела на землю родную и стала ждать, что дальше-то будет. Несколько часов в таком состоянии провела. А закончился ее плен так же неожиданно, как начался.

- Сначала один часовой ушел, потом второй. Вижу - я одна! Легла на землю и покатилась кубарем в питерский лес. Так даже ветки не трещали. И все молилась в это время, чтобы ни немцы, ни свои случайно не убили. А то найдут меня потом и подумают, что я предательница, а я ведь комсомолка.

Бог, видно, услышал. Вышла комсомолка Галя к Пулкову, добралась до Ленинграда, на «Электросиле» села на трамвайчик и - домой. Здравствуй, мама!

Аромат любви

Тогда всех брали на войну - и ее взяли. Правда, в грузовик, отправлявшийся на фронт, без посторонней помощи она забраться не смогла. Девчонка? Дистрофик? Ерунда, Родина в опасности. Ленинградский фронт, 3-й Прибалтийский, Польша, Германия, нехитрая солдатская кухня, дивизионная хлебопекарня, запах пороха, запах смерти... И даже чуть-чуть любовного аромата, который вдохнуть в себя полностью Галина не захотела. Он, командир, тоже влюбленный в нее, был женат, а разбивать семью - как-то нехорошо... Этот аромат она вдохнула позже, уже после войны.

Со своим будущим мужем молодая ленинградская фронтовичка познакомилась в архангельском поезде. Ехала навестить родственников. Через несколько месяцев они поженились. Галина Дмитриевна переехала в Архангельск и стала мамой троим ребятишкам Александра Игнатьевича. Через год супруги родили еще одного ребеночка.

В сорок девятом году большая семья Игнатьевых перебралась в Молотовск, и Галина сразу же занялась своим любимым делом. Поступила в бригаду по пошиву головных уборов. С этого начиналось ателье «Мечта», что на проспекте Ленина, 3. Так что шляпки и шапочки многих модниц тех лет сделаны и ее руками. Руками, которые в этой жизни умели, думаю, всё: и шить, и растить детей, и копать траншеи, и печь хлеб для фронта и для победы.

Я собиралась уходить, когда Галина Дмитриевна вновь заговорила о Ленинграде, о своем брате:

- Как жалко, что я уже не могу туда съездить, повидаться с ним, погулять по городу. Сил совсем не осталось. Представляете, а Лева совсем недавно собрался и поехал в центр, на Петроградскую сторону, Ждановская набережная, дом 7, квартира 7, посмотреть на бывшую нашу коммунальную квартиру. Может быть, в последний раз. А жильцы его не пустили. Так и уехал...

Марина НЕВЕРОВА