Недавно на автобусной остановке пьяная компания пристала к пареньку. Все как обычно: закурить, «Ты кто такой?», затем в ход пошли кулаки. Парню досталось прилично.
- Дерусь я не очень, а вот бегаю хорошо.
- Чего ж не убежал?
- Боялся последний автобус на Ягры пропустить.
Самое обидное во всей этой истории, что автобус в тот раз уехал все-таки без него.
А паренек этот, судя по социологическим данным, из большинства, так как у нас, в России, физическое насилие пугает всего 19 человек из ста. Правда, десять лет назад таких было 14.
Многое изменилось с тех пор, как ВЦИОМ в 1993 году изучал русские народные страхи. Из того, что в результате получилось, можно сделать вывод, что ко многому мы привыкли или притерпелись, многое стали забывать. Нас уже не так пугают война (помните это щемящее: «Лишь бы войны не было»?) и массовые беспорядки. А ведь этого боялись больше половины россиян.
Растут ряды безбашенных, которые ничего и никого в этой жизни не боятся. Число таких пофигистов, которым море по колено, за десять лет удвоилось, и теперь их восемь процентов. Удивительно, но даже смерть нас с вами пугает уже меньше.
Понимаю, что вопрос более чем странный, но что страшнее: умереть от голода или жить в нищете? Голода россияне стали бояться меньше, нищеты - больше. Да и самой ее, этой нищеты, вокруг еще ох как много.
По официальным данным в России 33 миллиона живет за чертой бедности. Если исходить из того, что страх - это ожидание худшего, разумно предположить, что десятки миллионов наших сограждан нищетой не напугаешь, ведь странно бояться того, что уже случилось. И уже из оставшихся 110 миллионов россиян 34 процента очень страшит перспектива оказаться за чертой, отделяющей жизнь от выживания. А голода в России боится каждый четвертый.
Изменились ли мы за последние десять лет? Если да, то в какую сторону? Теперь мы меньше боимся потери близких, но больше - своей собственной старости и болезней. Не радует, что, как и раньше, практически каждого четвертого пугает произвол властей. Но, наверное, еще не все потеряно, если хотя бы девять человек из ста все еще боятся гнева Божьего.
А вот европейские страхи нам не ведомы. Это там, у них, благополучных, многих страшит одиночество, многие боятся не состояться как личность. Для нас это неактуально. Все правильно - разная жизнь, разные страхи.
Елена ОГОРОДНИКОВА