Звезда московской оперетты о классике, эстраде и Николае Баскове
Блистательная «Летучая мышь» по Иоганну Штраусу! На минувшей неделе агентство «Поморская линия» организовало для северодвинских театралов гастрольный спектакль академического театра «Московская оперетта».
Любая мелочь буквально пленяла наших зрителей - чего стоит вот такая импровизация (судя по всему, хорошо отработанная): «Выпьем... за се-ве-ро-двин-цев!» - «Не согласен! За се-ве-ро-дви-нок!». Но если серьезно, то, конечно, настоящую овацию заслужили исполнители ведущих партий, Розалинды и Генриха Айзенштейна, - народные артисты России Светлана Варгузова и Юрий Веденеев. Истинно опереточный - в лучшем смысле - юмор, выразительнейшая мимическая игра, прекрасная пластика и, разумеется, классический вокал. Уже после того как занавес скрыл от зала сцену, аплодировавшая публика долго не отпускала своих любимцев.
А журналистам после спектакля выпала удача лично продолжить общение с Юрием Веденеевым. Юрий Петрович казался ничуть не уставшим, человеком светским - почти как его герой...
- Юрий Петрович, впервые вы выступили в партии Генриха Айзенштейна в 1974 году. Можно вас поздравить со своеобразным юбилеем...
- В самом деле, тридцать лет! Я не задумывался над этим... Впрочем, это еще не юбилей. Возраст еще детский! (Улыбается.)
- Да, конечно. И все-таки срок солидный! Как удается сохранить все эти годы легкость и живость игры в одной и той же роли?
- Во-первых, мы, артисты, стараемся всегда работать на каком-то своем определенном уровне, ниже которого нельзя опускаться. Это своего рода спорт, надо держаться в тонусе. Иногда приходится и через себя переступать. Во-вторых, когда артист востребован, когда зрители хотят видеть его, то это дает особые силы. Люди актерствующие - они несколько особые. Есть некий «наркотик сцены», если угодно. Лет не замечаешь. Некоторые мои однокашники ушли из театра по разным причинам - и спустя несколько лет их буквально не узнать! А с другой стороны, великую Ольгу Андровскую на знаменитые спектакли «Соло для часов с боем» порой привозили из больницы, она с трудом передвигалась, а выйдя на сцену, начинала буквально летать!
- Вы знали не только многих наших звезд, но и общались, например, с вдовой короля оперетты, легендарной Верой Кальман...
- Да, Вера слушала нас со Светой, когда мы выступали в ЮНЕСКО, в Русском доме, у нас было целое отделение. Бывала она и на некоторых постановках и говорила очень хорошие слова. Яркое впечатление осталось от общения с Верой. Она тогда уже была такая дама на девятом десятке. Но следила за собой: безупречный макияж, длинные ногти. Память ясная, говорила по-русски по-прежнему великолепно, хотя в России не была с ранней юности... Царство небесное, как говорится.
- Вы выступаете не только в театре оперетты, но и в Большом театре. Как удается совмещать оперетту и оперу, не мешает ли одна техника, одна манера другой?
- Мне не мешает. Даже напротив. В Большой меня пригласили в 1988 году, с тех пор я спел там уже 22 первых партии. И могу сказать, что именно опыт в оперетте помогает уверенно чувствовать себя на сцене, не только петь «для дирижера», как у нас говорят, но и играть, общаться глаза в глаза. С другой стороны, в опере я могу петь своим голосом - баритоном. Та же партия Айзенштейна по сути ведь теноровая. Сейчас исполнять ее мне стало еще сложнее. Впрочем, баритон с развитым верхним регистром и в оперетте ценится даже выше, чем сладкий, елейный тенор. Тенор, как говорится, - это судьба!
- Юрий Петрович, вы выступали в большинстве классических оперетт и во многих операх. Что такое для вас классика? Как бы вы ее определили?
- Классика - это совершенство, которое не умрет никогда. И чем чаще она будет появляться в нашей жизни, тем выше мы будем. А это нам очень нужно. То, что мы самая читающая, культурная страна, - это, к сожалению, побасенки, как говорил великий Черкасов... Вот в Японии уже у трапа самолета слышишь музыку Чайковского, которого там вообще чтут как национального композитора, это для них божество и вдохновенье. Так же относятся к Моцарту, к другим великим. Там раз в неделю приводят вот таких малышей полный зал, и симфонический оркестр им показывает все: это скрипка, она играет так, а на такой жест дирижера музыканты откликнутся вот как... Если и мы подобным образом будем относиться к своему наследию, то у нас, может быть, что-то изменится. А пока... Например, то, что творится последние годы на телеэкранах в новогодние ночи, - это даже не безобразие. Это просто нечто по ту сторону добра и зла.
- В этой связи что вы думаете об артистах, которые, имея классическую школу, поют на эстраде? О Николае Баскове например...
- Коля - одаренный певец и талантливый артист. Конечно, среди всех этих «шептунов» он король. На эстраде он зарабатывает деньги. Но он поет вживую, голосом. Много ли таких сейчас у нас? Лещенко, Кобзон, Долина (о, не дай бог ей сказать, что она поет «под фанеру»!), ну, Пугачева и Киркоров могут, еще один-два человека - и все! А главное, Басков хочет быть и настоящим певцом. Мы с ним пели в Большом - в «Набукко» Верди, он исполнял партию Измаила и работал очень старательно, прислушивался ко всем советам старших. Он ездит за границу учиться... Басков и Волочкова - вот люди, которые работают сейчас на эстраде (в широком смысле), имея настоящую школу. Если бы таких было больше, то и ситуация, может, изменилась бы.
- Наверное, профессионалам вашего уровня приходится как-то по-особому беречь голос? Это требует жертв?
- Ну, пожалуй, приходится с прессой общаться меньше! (Улыбается.)
- Спасибо за интервью, Юрий Петрович. И последний вопрос: порадуете ваших северодвинских поклонников новыми гастролями?
- Надеемся где-нибудь в апреле привезти «Графа Люксембурга» Легара.