12 лет продолжалась опала самобытного художника, писателя, фольклориста
«Со школьных лет собираю газетные вырезки о писателях Севера. На днях тихо-скромно прошел юбилей писателя-словотворца Бориса Викторовича Шергина. И только лишь одна газета «Волна» мимоходом рассказала о трудных годах нашего земляка. Остальные издания дружно «пропели» приторные юбилейные дифирамбы. Сейчас не те времена, бояться-то нечего. Поведайте, пожалуйста, откровенно о послевоенном периоде жизни Бориса Викторовича.Алла АЛЕКСАНДРОВА». MИРНЫЙ, послевоенный 1946-й год воинствующие партийные идеологи отметили серией постановлений по вопросам искусства и литературы. Били, в основном, дальнобойно - по окраинам по принципу: бей чужих, дабы свои боялись. По первое число досталось киевскому сатирическому журналу «Перец», авторитетным журналам «Ленинград» и «Звезда», издававшимся в городе на Неве. Были и другие постановления, в частности об опере Вано Мурадели «Дружба народов», о репертуаре драматических театров. До фольклора, разумеется, государево партийное око не добралось: не тот масштаб. Но кое-кого из столичных литературных критиков фольклор все же вдохновил на принародную экзекуцию.
Первым разразился полубранью в адрес отечественных фольклористов преподаватель Литинститута им. М. Горького Виктор Михайлович Сидельников. Уже само название публикации «Против опошления народного творчества» свидетельствует о том, что разгромная статья была заказана сверху, апробирована и санкционирована. А появилась она в центральной газете «Культура и жизнь» 30 мая 1947 года, на видном месте, на третьей странице. Я легко отыскал ее в фондах областной научной библиотеки имени Добролюбова. В литературном отношении статья беспомощная, школярская, штамп штампом погоняет. Начинается она с перефразировки известной цитаты М. Горького о фольклоре. Доцент самого литературного вуза страны называет писателя А. М. Горьким (А. М. Пешкова). Псевдоним-то Максим Горький!
Далее автор жонглирует разными литературными терминами и фальсифицирует саму суть фольклора. «Шергин знает устное творчество северян, но интересуется главным образом старыми образцами, архаикой. Его привлекают темы и образы, связанные с древним бытовым укладом. Он подыскивает и пропагандирует несвойственные советским людям идеи, вводит архаичный язык». И вот резюме: «Книги Шергина псевдонародны. С каждой страницы ее (имеется в виду «Поморщина-корабельщина». - Е.Д.) пахнет церковным ладаном и елеем, веет какой-то старообрядческой и сектантской «философией». Остальные две трети разгромной статьи посвящены сборникам устно-поэтического творчества, изданным в Смоленске и Чкалове. Финальный вывод статьи: «Фальсификаторской деятельности и грубой стилизации раз и навсегда должен быть положен конец». Чистейшей пробы директива, указание сверху, явная подсказка.
Вдогонку из ленинградской подворотни с критической дубиной на Б. Шергина обрушился литературовед-фольклорист Александр Морозов. Эту же книгу, вышедшую в 1947 году в издательстве «Советский писатель», он разносит в пух и прах. Охотно предоставил хулителю-добровольцу свои страницы недавний «именинник» - журнал «Звезда». То была своего рода защита, ответная реакция на постановление партии и правительства. Сентябрьский номер этого издания вышел 25-тысячным тиражом. И здесь та же словесная эквилибристика: «как бы проходит мимо жизненных сторон народного творчества, сосредотачивает свое внимание на чертах консервативной экзотики», «переработка фольклорных произведений и его самостоятельные композиции на фольклорной основе поражают своей искусственностью». И финальный аккорд: «Вряд ли стоило в таком виде издавать давно написанную книгу». Все в этой статье-рецензии подчинено одной цели - уничтожению автора, выискиванию мелких «блох», чтобы унизить бережного, кропотливого фольклориста-интерпретатора.
Подлое дело было сделано. Талантливому автору и одновременно небесталанному художнику мгновенно напрочь «перекрыли кислород»: все очередные сборники исключили из планов издательств (в Москве и Архангельске), под надуманными предлогами отказались от его участия в концертах с веселыми сказками и прибаутками. И последний удар - перестали публиковать выполненные в лубочной манере гравюры и цветные рисунки.
Так 54-летний писатель, живший в полусыром подвале, оказался без средств к существованию. Сапожничать он не умел, а в дворники не пошел. Приходилось, ежели честно, чуть ли не побираться, выпрашивать жалкие рублики у знакомых на обед. Перебивался, как говорят в таких случаях, с хлеба на чай. Частично его «спасало» то, что у него не было семьи. Никто есть не просил.
А по-настоящему выручали земляки, изредка наезжавшие в Москву. Они в то голодное время делились с бедолагой, смело можно сказать, последним. Кое-чем выручали порой замкнуто жившего сухощавого бородача соседи. Легче стало, когда в Москву из Архангельска переехал молодой писатель, недавний сотрудник «Северного комсомольца» Юрий Галкин. Он тоже помогал собрату по перу.
Идеологическая блокада писателя продолжалась двенадцать лет. Все эти годы несгибаемый Борис Викторович упорно работал: писал, рисовал, бережно реставрировал-огранивал крупицы фольклора.
Опала-осада была снята только в 1959 году, когда в Москве вышел сборник поморских рассказов «Океан - море русское». Вскоре книги Шергина завоевали место на стеллажах библиотек. Они не превратились в недотрог, ими зачитывался и стар, и млад. Заслуженная слава пришла с большим опозданием. Счастье, что она пришла.
Сердце самобытного северного писателя перестало биться 31 октября 1973 года, на 81-м году трудной, но плодотворной жизни.
Евгений ДРЕМОВ