Номер от 17 июля 2003 г.

Cемидесятилетняя женщина проспала в гробу под землей три дня

О бабульке из глухой деревеньки Ильинское Тверской области в округе говорят уже две недели. Ровно столько прошло с тех пор, как пожилую женщину высвободили из могильного плена. Она провела 72 часа под двухметровой толщей земли и... осталась жива. «Правнуки будут мной гордиться, с того света как-никак возвратилась», - улыбается широкой беззубой улыбкой Людмила Викторовна.

- ВЫ, ДЕВЧАТКИ, не бойтесь, спрашивайте. Я все, что помню, расскажу, - она комкает в морщинистых ладошках цветастый платок. Наша беседа с Людмилой Викторовной Мудровской происходит на лавочке перед ее ветхим домишком. Это она предложила «на воздушке пообщаться».

- Я теперь надышаться никак не могу. А первую ночь, после того как сторож вместе с мужиками меня раскопал, вообще на лавочке просидела, - передергивает плечами бабулька. - Чего только не передумала, и плакала, и Боженьку благодарила, что не дал мне умереть, и все вдыхала аромат дерев - благодать... На все теперь иначе гляжу, жизнь по-особому воспринимать стала...

- А как это, по-особому?

- А этого просто словами не скажешь, чувствовать надо! Я вот каждую травинку, росинку стараюсь запомнить. Сохранить в памяти. Вы не думайте, я хоть и дожила до 70 лет, но голос-то у меня не скрипучий, как у древней бабки. Верно? - Получив наш положительный ответ, она утвердительно кивает головой и продолжает: - Я, конечно, женщина в возрасте, но память у меня не худая... не поверите, я всех заезжих в лицо запоминаю. Нравятся мне люди. Как в Библии сказано, «люби ближнего, как самого себя...» Вот и меня народ не забыл, душу мою грешную спас...

«Все слышу, но не могу пошевелиться»

Она украдкой вытирает мокрые от слез щеки и внезапно начинает вспоминать события собственных похорон.

- Лежу я, значит, в гробу... Тело мое онемело, веки закрылись, но все слышу ясно. Про себя кричу: «Люди, вы что ж делаете! Это ж где такое видано, чтобы человека живым к червям отправляли...» А вокруг меня все слезами заливаются, детки мои родненькие причитают, внуки хнычут... Ужасть!

- Людмила Викторовна, а вы не могли бы по порядку все вспомнить? Как же это дело до похорон дошло?

- Отчего же не могу? Помню, в тот вечер посмотрела я новости и легла спать. Утром просыпаюсь, а глаза открыть не могу и рукой-ногой пошевелить тоже никак. Я женщина веселая, с чувством юмора все в порядке. Хотела дочке своей Ирине (она ко мне из Твери на лето с детишками приехала) крикнуть: «Все, мамке твоей капут пришел, не буду тебе на кухне мешать стряпать». Иришка, когда приезжает, все дела по хозяйству на себя взваливает. Мне ничего делать не разрешает. Батюшки-светы, а язык меня не слушается. Ну я, значит, лежу и жду, пока ко мне внучатки или дочь подойдут. Только так подумала, как слышу из передней голос Ирины: «Мамуль, вставай, кушать будем». Я про себя отвечаю ей: «Мне б с кровати встать да слово сказать! Глазоньки мои на мир не смотрят! А ты говоришь, кушать».

Лежу, значит, дальше. Пытаюсь пошевелиться. Все пустое. Тут ко мне, слышу, внук подбегает, за руку как давай дергать: «Бабуля, вставай». Я про себя: «Уймись, окаянный. Не трепи меня...» Вдруг все потемнело, голоса дочери и детей стали звонкие-звонкие, а потом и вовсе пропали. Опять слышать я стала, когда меня обмывали... Я ведь поначалу и не поняла, куда это меня провожают. Грешным делом подумала, уж не в бане ли я! Тогда, спрашивается, зачем меня другие моют? Что я, безрукая, что ли? Только когда к речам их прислушалась, чуть с ума не сошла. Ой про себя я их ругала. А больше всех досталось Степанычу!

- А кто это?

- Это наш местный дохтор. Видать, смотрел меня и всем говорил, что я покойник! Сейчас-то я знаю, что был у меня этот летар... легар... В общем, какой-то там сон.

- Летаргический!

- Верно! Он самый, - оживляется бойкая старушка и вещает снова: - Мыли, мыли меня, мочалкой натирали. А сколько слов хороших я о себе услышала. У меня все внутри от счастья сжалось - на секунду, правда. И думать не думала, какая я ладная да пригожая, хорошая мать, добрая бабушка была, то есть и сейчас есть. Ну вы поняли. А потом опять все темно стало. Голоса утихли. Опять пришла в себя уже в гробу. Слышу, свечки потрескивают, батюшка меня отпевает, а родня и соседки плачут. Я не на шутку перепугалась. Думаю, ну все, видать, судьба моя такая - живой к мертвякам идти. Лежу в гробу, «Отче наш» в уме читаю. А как меня все целовать в последний раз стали - вообще беда. Плачу я про себя, только слез моих не видать. Дочка возле гроба стоит, приговаривает: «Мамочка, открой свои ясные глазоньки. Милая ты наша, на кого же ты нас оставила». А я про себя опять же ей и отвечаю: «Да куда ж ваши-то глазоньки смотрят? Мать живую в гроб положили...»

Гвозди гнулись, лампадки гасли

В этот момент из избушки выходит миловидная женщина. Ею оказывается дочь Ирина. Она присоединяется к нашему разговору.

- До сих пор не могу поверить в это чудо! А ведь в день похорон все указывало на то, что не надо хоронить маму. Хотя я не суеверная. Гвозди гнулись, гроб долго заколотить не могли. Лампадки переставали гореть. Уже на кладбище один мужчина, который вместе с другими нес гроб, подвернул ногу, пошатнулся, задел другого, тот третьего - в общем, гроб упал на землю...

- Хорошо, что в этот момент опять без сознания была. Не знала, не ведала, что они творят со мной, - поясняет Людмила Викторовна, глядя куда-то в сторону горизонта.

- А когда, простите, вы под землей в гробу находились, ваше состояние было бессознательным?

- Ну как вам сказать... - горькой улыбкой усмехается бабушка. - Я только один раз в себя пришла, страшно там, тихо-тихо так внутри. И нутром чувствую, что темно. Но глаза мои закрыты. Я поняла, что меня закопали живую. Ой, девоньки, не приведи Господь вам испытать такое. Воздуха мало, дышать практически нечем. А тишина такая, что сдается, будто она сильней в тыщу раз, нежели самый громкий крик. Аж мурашки по коже бегают.

- А как насчет реальных букашек?

- Нет, Бог отвел, не успели ко мне приползти. Я же ведь лежала и все к дочке Ирине обращалась: «Ирочка, ты должна почувствовать, кровь у нас одна течет! Спаси меня, вызволи, роднуля моя!»

Даже сторожу приснилась

- Ну а вы как, почувствовали? - спрашиваем мы у дочки Иры.

- А как же! Похоронили мы маму, а у меня на душе так неспокойно. Легла ночью, не спится мне. Под утро только заснула. Снится мне сон: стоит передо мной ангел. Крылья белоснежные. Я лицо-то его пытаюсь разглядеть - знакомое такое, до боли. Присмотрелась, а это мама, только молодая. «Что же это вы, Ира, живую меня похоронили? Не по-христиански это! Раскопайте, пока не поздно», - говорит она мне так жалостливо. Тут я и проснулась! Ко мне сынишка подбегает и говорит: «Мама, мне бабуля приснилась. Говорит, живую мы ее похоронили». Потом она ко мне еще две ночи во сне приходила. Все просила, чтобы ее откопали. А когда мама во сне сторожу кладбищенскому явилась, было решено проверить могилу. Делать это решили ночью. Я, муж мой и сторож. Быстро откопали...

Тут в разговор опять вступает Людмила Викторовна:

- А я по Божьей воле опять в сознание прихожу. Слышу, лопатками орудуют и голоса родные: сторожа, дочери и зятя. Не поверите, никогда в жизни так зятька не была рада слышать, как тогда, - шутит Мудровская. - Голоса все ближе и ближе. А я боюсь опять сознание потерять. Тут крышку гроба уж открывают.

Ирина, плача, продолжает:

- Я, помню, в лицо ее глазами так и впилась. Нет, лежит как мертвая. Тут сторож пульс стал прощупывать. Да как заорет: «Есть, говорит, бьется сердечко».

- А я, наверное, от крика на секунду глаза и открыла, - вспоминает бабушка. - Потом опять закрыла, но уже родные мои поняли, что я живая. Отнесли меня домой, я через пару часов в себя пришла. Ой плакали мы и смеялись. И все наглядеться друг на друга не могли.

Она потом сходила на кладбище, на крест свой могильный посмотрела. Говорит, возле него постояла немного и решила: рано ей еще туда отправляться.

После всего пережитого, думаю, Господь мне еще полжизни подарит. Я заслужила!