Номер от 19 февраля 2003 г.

Режиссер Денис Кожевников о себе и об «Отелло»

Маленькая сенсация приключилась в Северодвинске перед Новым годом: стало известно, что в нашем драмтеатре собираются ставить «Отелло». Новость была столь удивительной, что я, например, позвонил в театр, чтобы ее проверить. Все подтвердилось, в январе начались репетиции, и вот уже премьера на носу: она состоится 22 февраля. Об обстоятельствах постановки разговариваю с режиссером спектакля Денисом Кожевниковым.

БУДЬТЕ добры, расскажите немного о себе, представьтесь нашей театральной публике.

- Я из Днепропетровска, там родился, там же в 1992 году окончил театральное училище, актерский факультет. Сразу же уехал в Россию, поскольку понимал, что мне, русскоязычному человеку, на Украине делать нечего. Работал актером в Оренбурге, Кирове. Спустя три месяца после начала работы поставил спектакль - театральную фантазию по биографии Эдит Пиаф. С тех пор «болезнь» прогрессировала, режиссура увлекала меня все больше, актерство - все меньше, хотя играл много. В 1996 году меня уже как режиссера пригласили в Архангельский драматический театр. Я поставил там шесть спектаклей: «Грозу», «Осеннюю скуку», «Гарольда и Мод» и так далее. Потом уехал на Сахалин и по сей день являюсь режиссером-постановщиком Международного театрального центра в Южно-Сахалинске. В следующем году заканчиваю режиссерский факультет Щукинского училища, учусь у Леонида Хейфица.

- Как получилось, что вы оказались в Северодвинском театре, и чье это было предложение - поставить «Отелло»?

- В прошлом сентябре я приезжал в Архангельск и позвонил Черноглазову, с которым знаком, мы даже вместе играли в спектакле. Позвонил, мы встретились, и естественным образом возникла мысль: а почему бы мне не поставить что-нибудь в Северодвинске? Я уехал, обдумывая, что бы могло разойтись на труппу. «Отелло» был моим предложением.

- И как отреагировал Сергей Черноглазов, когда вы предложили ему роль Отелло?

- Он был в шоке, как мне показалось. Да я другого и не предполагал - нормальная человеческая реакция. Но Сергей Юрьевич - мудрый человек; прежде чем принимать или отклонять что-либо, он пытается разобраться, почему такое предложено.

- Действительно, почему? Почему сейчас и здесь, в Северодвинском театре, вы ставите «Отелло» Шекспира?

- «Отелло» показался мне очень сегодняшним, злободневным, что ли. А подогрела мои размышления телепередача на тему: кто он, герой сегодняшнего дня? Мне кажется, на эту тему и пьеса написана. Вчитываясь в шекспировский материал, задумываешься о том, что человек, прошедший все ступени военной карьеры, возвысивший себя из состояния дикаря, силой интриги снова превращается в дикаря. Что же должно было произойти, чтобы у него отказал разум? Шекспир дает ответ. В пьесе есть два времени - время войны, когда турецкий флот движется к Кипру и общество нуждается в защитнике, носителе нравственных идеалов, и время мира, когда турецкий флот разбит, люди начинают жить по законам компромисса, и тут на первый план выходит интрига, отступают нравственные критерии. Отелло оказывается чужим в этом времени. То есть трагедия возникает еще до того, как возникла ревность. Ревность - следствие.

Отелло не годится в герои, потому что у него мир черно-белый, а необходимы какие-то компромиссы. Но необходим и нравственный предел компромиссам, и Яго не годится в герои, потому что не имеет нравственных ограничений. Яго очень талантлив, прекрасно понимает людей, мог бы стать крупным руководителем, но к чему бы это привело!

В переводе Пастернака, который прозвучит у нас в спектакле, действующие лица говорят не языком шекспировской эпохи, а как люди ХХ века. Из этого ощущения родился замысел: «Отелло» надо ставить в современных костюмах и играть как историю сегодняшнего или, по крайней мере, вчерашнего дня. Этот замысел мог быть нереализованным довольно долго, но я знал, что в Северодвинском театре есть три актера на главные роли, и решился на эту постановку.

- Вы сокращали пьесу?

- Особо не сокращал. Я попытался убрать то, что касается взаимоотношений человека Возрождения с Богом, его понимания мироздания. Все это имеет историко-культурную ценность, но сюжет не движет. А театр не музей.

- Театральная и киношекспириана очень велика и разнообразна. Какие постановки или экранизации Шекспира вам близки и, может быть, служат вам ориентиром?

- Возможно, какие-то сцены из «Короля Лира» Козинцева, связанные с Олегом Далем, а не с Козинцевым. Знаете, самая большая опасность в работе над Шекспиром - удариться в театральщину. Еще и текст в стихах - очень трудно взаправду ненавидеть, переживать смерть близкого человека и т.д. А стереотипы исполнения провоцируют на то, чтобы сделать это пафосно, в то время как Шекспир почти натуралистичен. Если сыграть его правдиво, просто, тогда выходит страшно, тогда трагедия. В «Отелло» есть сцена, где три человека, почти без текста, ночью, в тишине, режут друг друга ножами. Малейшая театральность - и будет смешно, получится детская войнушка. Но если делать взаправду, тогда страшно.

- Говорят, что сцена - кладбище режиссерских замыслов. Вы ощущаете это, работая сейчас над спектаклем «Отелло»?

- Я не согласен с этим утверждением. Все-таки режиссура - профессия, и, если режиссер говорит, что задумывал все по-другому, значит, он недостаточно ею владеет или его замысел не имел под собой прочного основания. Если спектакль не получился, не надо искать виноватого, подойди к зеркалу - и увидишь.

- Вот я вас расспрашиваю, но, возможно, вам и самому что-то хотелось бы сказать зрителю предстоящей премьеры, сделать предуведомление - что-то вроде пролога, какие были в театре времен Шекспира.

- Многое уже сказано, поэтому только одно пожелание - быть внимательными. Наверное, в большей степени это относится к тем, у кого уже есть свой взгляд на пьесу. Пьеса - лишь повод для спектакля, и его качество не определяется соответствием или несоответствием некоему представлению о шекспировском «Отелло».