Вечерний Северодвинск
Номер от 27 сентября 2001 г.

Аристократка чистит ботинки лучше всех
Я ведь не родилась баронессой, я ею стала. Родилась я в Москве, моя девичья фамилия Урманчеева. Урманчей с татарского - лесник. Часть фамилии моего мужа, «Вальдек», переводится как угол леса. Так что мы если не из одного леса, то из соседних.

Познакомились мы в том же доме, за тем же столом, где голливудская звезда Грейс Келли познакомились с Рене, принцем Монако, за которого потом вышла замуж. В то время я снималась в кино на юге Франции, случайно была приглашена в тот дом на ужин, и мое место оказалось рядом с Эрнстом фон Гечмен-Вальдеком.

К чему обязывает титул баронессы и приставка «фон»? Сейчас это просто формальность, Австрия давно стала республикой, официально титулы отменены. Почти во всей Европе титул пишут в паспорте перед фамилией, но в Австрии этого нет.

В России институт аристократии исчез сразу после революции. Но нашей аристократией стали артисты, писатели, вообще интеллигенция. Поэтому к европейским аристократам я относилась с открытым любопытством, как к принцам и принцессам из детской сказки. У меня не было о них никакого мнения. И первое, что меня потрясло, это то, что для аристократа титул - это не права, а обязанности, которые накладывает на него вся история семьи. Дети моего мужа находятся в очень близком родстве со всеми королевскими домами Европы. Их мама, принцесса Бурбон-Парм, прямой потомок Людовиков, а прапрабабушка сына моего мужа - родная сестра матери Николая Второго. И эти дети воспитываются в понимании, что происхождение ничего им не дает, они ничем не лучше других, но вся история их семьи, которая в той или иной степени влияла на европейскую и мировую историю, налагает на них ответственность. Какого рода ответственность? Трудно объяснить. Пожалуй, обязанность иметь определенное образование. Но это не главное. Лучше я приведу конкретный пример. Маленькая девочка в доме моих друзей, дочка принцессы Анхальд, связана родством с нашей Екатериной Второй. Ей всего шесть лет. Спрашиваю:

- Ты кем хочешь быть?

Она говорит:

- Хочу быть официанткой.

- А почему?

- Я хочу помогать людям, приносить им еду. И врачом тоже хочу быть.

Вот так их воспитывают. У этих людей больше нет власти, они ничем реально не распоряжаются, от них не зависят судьбы людей и стран. Когда-то были конфликты, территориальные или финансовые. А теперь европейская аристократия - одна семья, огромный клан. Нельзя сказать - вот это австрийская аристократия, это польская, это венгерская. На протяжении многих веков они женились друг на друге, у них, кстати, огромное количество славянской крови. И им присуще чувство юмора. Мы считаем это русской чертой, но, наверное, это черта общеевропейская.

Еще меня поразила форма их благотворительности. Например, семнадцатилетние ребята в свои каникулы собираются вместе и садятся в поезд, где едут инвалиды к святому источнику. Каждый из этих ребят прикреплен к своему инвалиду. Часто это парализованные люди, их приходится носить в туалет. И все это ребята делают добровольно. Я привыкла считать себя интеллигентным человеком, но часто думаю: а я бы так смогла? Наверное, я бы сделала это по необходимости, если бы я в этом поезде оказалась. Но сознательно посвятить свои каникулы... Для меня это было бы большой жертвой. А для них это нормально. Для них это так же естественно, как для меня встать и помыть за собой чашку...

У них же традиция спартанского воспитания. Люди, у которых огромный штат прислуги, хватают свои чашки и бегут на кухню. Мне рассказывала девяностолетняя тетка моего мужа, трансильванская графиня, что в ее замке было больше тридцати человек прислуги. Но ее с детства учили, что она должна все уметь делать лучше слуг, только тогда с них можно спросить. Она должна была чистить не только серебро, но и ботинки лучше всех!

У нас иной принцип: нам было тяжело, так пусть хоть дети отдохнут. А у аристократов этого нет, они воспитывают детей по-спартански. Есть школы, где дети аристократов учатся вместе с детьми новых европейских богачей. Сразу можно угадать, где чей ребенок - по машинам. Самые скромные и старые машины - у аристократических детей, даже из очень богатых семей.

Вообще, аристократы - прежде всего - хорошо воспитанные люди. В их круг войти не просто. Если бы я не понравилась родным и друзьям мужа, он бы вряд ли на мне женился, хотя он меня очень любит. Но в их кругу, если не получилось дружбы, если в компанию не вошел, трудно будет жить, ибо их жизнь - это постоянное взаимодействие, они постоянно общаются. В нашей стране после всех экономических изменений я замечаю, что мы общаемся только с теми, с кем связывает конкретное дело. Если мы встречаем детсадовского приятеля, нам не о чем говорить, у нас ничего общего, за два десятилетия между нами возникла пропасть. С аристократами так не происходит. Друзья моего мужа, с которыми он рос, - его друзья по сей день, друзья его отца - тоже его друзья, как и друзья его детей. Это вызывает зависть и необыкновенное уважение...

И еще - деньги для аристократов не имеют почти никакого значения. Многие из них потеряли все после Второй мировой войны. Но это единственный круг в Европе, а может, и в мире, в котором твое финансовое положение не влияет на твой статус. Богатого и бедного приглашают одинаково охотно, никого не интересует, сколько у тебя денег.

Кстати, я очень рада, что и моих друзей в Москве абсолютно не интересовал ни титул, ни состояние моего мужа. Им было куда важнее, что за человек, за которого я вышла замуж. И он вошел в мою компанию так же органично, как я в его.

Екатерина фон Гечмен-Вальдек