Вечерний Северодвинск
Номер от 13 сентября 2001 г.

Веселие Руси
Идею этих заметок мне подсказал президент, когда он давал интервью по ТВ из древнего Херсонеса. Он призвал почаще черпать наши знания из кладезя истории, и я - черпанул.

Наша древняя история больше всех героев любит сына князя Святослава - Владимира, именуя его Владимиром Красное Солнышко. И есть, за что восхищаться великим князем Владимиром. У него и дядька - знаменитый богатырь Добрыня Никитич, и сам он тоже богатырь, и богатырей любил и всяко их привечал, и сражался весьма удачно, и с народом киевским дружбу водил. И - едва ли не самое главное - он ввел на Руси христианство православного толка.

Только вот что странно - летопись этим введением не очень-то восхищается. Скорее наоборот. Обидную пословицу приводит, кто кого да как именно крестил.

Под 986 годом летопись впервые отмечает некоторый религиозный импульс в мировоззрении Владимира. Якобы пришли к нему болгары (волжские) магометанской веры и сказали ему: «Ты князь мудр и смыслен, а закона не знаешь. Уверуй в закон наш и поклонись Магомету... А учит Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина...».

Владимир же слушал их... Но вот что было ему не любо: обрезание, воздержание от свиного мяса и от питья; и сказал он: «Русь есть веселие пити, не можем без этого быти».

И - как в воду глядел князь Владимир: так, как пила Русь, больше не пил никто. Именно это и породило известную пословицу: «Что русскому во здравие, то немцу - смерть». До Петра правительство не боролось с этим всенародным увлечением, а первый русский император внес свою лепту в его расцвет, поскольку любил устраивать пьяные гульбища, да и сам начинал трудовой день с доброго штофа перцовки.

После Петра, как известно, род русских государей пресекся и на престол стали восходить немецкие курфюрсты с некоторой примесью романовской крови. И чем более возрастал этот немецкий процент, тем все активнее возрастала и борьба власти с поголовным пьянством.

Вначале дворянство, следуя примеру Екатерины Великой, рассталось с водкой, оставив ее для здоровья и охоты и ограничиваясь рюмочкой. Оно, равно как и офицерство, пило вино, и к концу XIX-го столетия водка вообще исчезла со столов дворянства, оставшись лишь в буфетной для любителей. Кроме того, дворянская и разночинная общественность повсеместно организовывала различные общества и комитеты, которые пропагандировали трезвый образ жизни. А у задавленного поборами крестьянства денег не было, на самогонку зерно не тратили, и Россия стала страной весьма мало потребляющей крепкие напитки.

В городах продажа водки строго регулировалась классностью трактиров, ресторанов и даже кабаков. В деревнях вообще водка не продавалась, а в селах - только в определенном обществом месте, причем в воскресенье никаких спиртных напитков не отпускалось вообще. В сезонные работы - сенокос и уборочную - продажу спиртного регулировал сельский сход. Если он постановлял водку не продавать, ее невозможно было купить даже из-под полы. Вместе с объявлением войны с Германией в 1914-м году был введен «сухой закон», то есть запрет на продажу спиртного во время военных действий. Этот закон был отменен лишь через 15 лет при Сталине правительством большевистских дилетантов, и разливанное море спиртного вновь затопило Россию. А когда началась Великая Отечественная, советское правительство ввело «боевые сто грамм», которые не только приучили массы людей к ежедневному питью, но и погубили множество бойцов, поскольку даже небольшая доза алкоголя способна лишить человека верной оценки боевой обстановки.

Советское правительство времен Горбачева пыталось хотя бы придержать повальное пьянство, но, увы, уже было поздно. Уже ни одна компания не могла обойтись без бутылки, уже повсеместная пьянка, в которую активно включились и женщины, доселе никогда на Руси не пившие, стала стилем нашей жизни.

Наше потребление водки достигло небывалой доселе цифры. Мы выпиваем без малого пол-литра в день на человека. Все. Мужчины и женщины, только что родившиеся младенцы и глубокие старики, смертельно больные и пока еще со вкусом распивающие на троих в обеденный перерыв. Никто в мире не вливает в себя столько алкоголя, сколько мы.

Почему?

Не потому ли, что на смену почти революционному порыву начала 90-х годов пришло всеобщее равнодушие? Распались партии и политические союзы, примолкли бескорыстные энтузиасты, куда-то подевались диссиденты. Да, еще кучкуются митинги, которым платят за вопли и плакаты как чохом, так и в розницу. Да, еще не все газеты поют в унисон, но телевидение уже играет по утвержденным нотам. Да, власть объявляет о своей приверженности демократическим принципам, но не для внутреннего употребления, а для ушей зарубежных. Для нас же все чаще звучат слова об управляемой демократии. И если общую идею, к которой привык человек советский, вчерашние убежденные атеисты черпают ныне в религиозных мифах, то бессмысленность окружающей действительности топится в бутылке.

Странное это веселье. Как на поминках.

Борис ВАСИЛЬЕВ