Номер от 19 сентября 2005 г.

Арифметика проста: где шестерка - там тюрьма

Моему отцу было 12 лет (6+6), когда его отца, фронтовика, по ложному обвинению в пособничестве фашистам арестовали. Буквально «под занавес смерти». Так говорили бывшие политические, которых упрятали в сталинские лагеря в 1953 году. Это тот год, когда умер вождь всех народов. Мать моего отца, как жену немецкого шпиона, тоже сослали неведомо куда, где она и сгинула. Моего отца отправили в детский дом. Оттуда он прямёхонько, не прожив в приюте и дня, был отправлен в колонию для малолетних преступников. По ложному обвинению в воровстве большой суммы денег из детдомовской кассы. На кого-то нужно было «списать» «глухаря» (нераскрытое преступление), нашли «козла», сироту-новичка...

Отсидел отец в малолетке 6 лет. Вышел на волю, а куда идти - некуда. Хотя и исполнилось ему 18 лет (6+6+6), но на работу не брали. В общем, известная песня: «Хариуса» нет, «колобаши» нема, всем арестантский привет, принимай постояльца, тюрьма...». То есть жилья, работы нет - дорога одна: этапы, пересылки, тюрьмы, зоны...

Отец уже сидел по четвертому разу. Тогда он и высчитал эту роковую арифметику своей арестантской жизни, непоколебимо уверовав, что именно шестерка играет с ним злую шутку. Ведь все четыре раза он попадал за решетку, когда цифры его возраста складывались в шестерку или раскладывались на шестерки. Это - 12, 18, 24, 33. С этого времени отец стал бояться «шестерочных» совпадений. Но как не остерегал он себя от уголовщины, к нужному сроку обязательно катил по этапу. Так было в 42 года, так было в 51 год. Все отсидки у отца были по 6 лет. И ходок тоже было шесть. И умер отец, когда ему исполнилось 66 лет. Ну разве это не печать рока?

Папа из колонии пришел, ужас на меня навел

Отца помню только с тех пор, когда мне было восемь лет. Я уже знала, что он сидит в тюрьме. Как-то спросила у мамы, где мой папа, и она не стала от меня скрывать правду. Я не знала, что такое колония, куда иногда уезжала мама, оставляя меня под присмотром соседки. Однако чувствовала, что это очень страшное место. Мама всегда плакала, возвращаясь от папы. Часто печально смотрела на фотографию отца, которая висела над комодом. Отец на ней был красивый, молодой, улыбающийся. Но улыбка эта была очень грустная, а глаза тоскливые.

Однажды мама радостно сказала мне: «Скоро приезжает папа!» Я с нетерпением стала ждать дня его приезда. Мечтала, как мы пойдем с ним гулять, как он мне купит красивую куклу, много сладостей.

Когда отец зашел в комнату, я в страхе забилась в угол. Это был не тот молодой, красивый, улыбающийся папа с фотографии. Я увидела длинного, как жердь, дядьку, худого, с обтянутым черной кожей лицом, заросшим седой щетиной. Он улыбался беззубым ртом, и от этого его лицо стало еще безобразнее, страшнее. Я от ужаса заплакала навзрыд. С этого дня я стала избегать отца. Шарахалась от него, как от чумного, когда он делал попытку подойти ко мне. Никакие увещевания мамы, что отец очень любит меня, что он хороший, добрый человек, не возымели на меня никакого действия. Я цепенела при виде отца.

Так мы прожили три года. Потом отца снова посадили. Якобы за кражу крупной партии водки. Как говорила мама, просто он не хотел делиться деньгами, заработанными на торговле спиртным.

Когда отец вернулся после этой отсидки, мне уже было 17 лет. И снова я испытала тот же детский панический ужас перед черным человеком. Он казался мне глубоким стариком из-за седины, грубых морщин, впалых щек и страшной худобы. Даже мамина всепоглощающая любовь к отцу, которого она окружала теплом, заботой, нежностью, не смогла растопить лед отчуждения между мной и отцом. Приближалось роковое для отца число. Ему должен был исполниться 51 год. Очередная шестерка, то есть тот возраст, который, по арестантской арифметике отца, должен был стать его очередным тюремным этапом. И как ни пытался отец уберечься от этого, судьба снова обыграла его. В этот раз ему дали срок за торговые махинации в особо крупных размерах. И опять же, по словам мамы, отца посадили за то, что он отказался от «крыши». А торговля продуктами питания приносила неплохой капитал.

Смотри на людей светлым взором

Через 6 лет отец вышел на свободу. Это был очень больной человек. Мама ухаживала за ним, изо всех сил поддерживая едва теплящуюся в нем жизнь.

Я отца в упор не замечала. Брезговала подать чашку чая, если мамы не было дома. Отец на такие мои отказы только печально смотрел на меня, и его глаза очень напоминали мне тоску тех глаз, которые были на фотографии молодого красивого улыбающегося человека...

Девять лет отец медленно умирал, но меня это не трогало. Жалость к отцу, раскаяние за свое бессердечное отношение к нему пришли тогда, когда его уже не стало в живых. После похорон мама дала мне толстую тетрадь: «Это дневник отца»... Сколько боли, любви, отчаянья и светлых чувств было в нем!

Теперь я каждую ночь повторяю про себя слова, которые отец написал мне: «Доченька, черное не всегда черное. Учись смотреть на людей светлым взором...». Я знаю наизусть и те строки из отцовского дневника, которые каждый раз, когда я вспоминаю их, отзываются в моем сердце нестерпимой болью. «Доченька, я верю, придет час, когда ты скажешь мне долгожданное слово - папа... Я самый счастливый человек на свете. Бог подарил мне бесценную любовь жены. Бог подарил мне радость отцовства. У меня есть дочь, моя любимая кровинка. И нет ничего дороже этих двух женщин. Моя арестантская арифметика с роковой шестерой - тяжелый крест. Но несмотря на это, я рад, что родился, жил, любил...».