Первыми словами, с которыми новоизбранный папа Иоанн Павел II обратился к народу (в Риме в 1978 году), было «Не бойтесь!».
Цивилизация страха и безнадежности, которая принимает форму всеобщего цинизма, - вот к какому миру он обращался, призывая современников осмелиться на надежду.
Его любили все, кому довелось его увидеть и услышать (а это миллионы на всех континентах), - и очень мало кто его послушал. Как-то в Ирландии (где мне случилось оказаться вскоре после его визита) мне рассказали, как толпы народа на коленях и со слезами слушали его слова о необходимости мира и прощения - и, едва он уехал, вновь начались террористические акции ИРА...
Он был поэтом, богословом, философом. Он защищал вдохновение и красоту тогда, когда «свободные художники» поставили на них крест, объявляя «смерть автора», «смерть письма» и множество других смертей. Он защищал разум тогда, когда современные мыслители почти единодушно разуверились в возможностях разума. Он говорил о культурном творчестве как о высшем осуществлении человека, тогда как сами «работники культуры» обнаружили в культуре и языке лишь «репрессивную структуру». «Будем все-таки надеяться, что красота спасет мир, как сказано у Достоевского!» - сказал он на прощание в одну из наших встреч.
Он любил русскую культуру и прекрасно знал ее. В его энцикликах встречаются цитаты из русских поэтов, романистов, мыслителей (Хомякова и Вл. Соловьева, о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова, Вяч. Иванова). Его влекла православная традиция, с красотой и богатством которой он советовал знакомиться своей пастве. Он молился перед Казанской иконой Божией Матери, иконой, по его словам, спасшей его жизнь после покушения: ее он передал Русской церкви в минувшем году. Поскольку мне довелось видеть папу молящимся перед этим образом, я могу утверждать, что он решил отдать самую драгоценную для него вещь. Как она была принята, не хочется вспоминать в высокие дни прощания. Как Россия ответила на его любовь и великодушие, горько и стыдно думать.
Я уже говорила, что у Иоанна Павла II был дар внушать надежду и ободрение всем, кто с ним встречался. Я знаю это по себе, поскольку мне четыре раза выпала честь участвовать в «Соловьевских встречах» - встречах в его покоях, беседах за обедом с небольшой группой гостей из Москвы и французских исследователей Вл. Соловьева.
Но самое сильное впечатление все-таки относится к другой встрече. В конце 1999 года издалека на площади Св. Петра я наблюдала «Тысячелетие калек» (ввиду конца второго тысячелетия каждое воскресенье его последнего года было посвящено какому-то роду людей: мне пришлось увидеть «Тысячелетие полицейских всего мира» и «Тысячелетие калек»). Толпы изувеченных людей, физических и психических инвалидов, проходили перед ним, получая его благословение. Папа сидел в своем кресле - и сам был уже сильно изувечен своим недугом. Калеки со всего света проходили перед великим калекой. И после того, как они получали свое благословение, они становились иными, они сияли радостью. Особенно меня поразила перемена в выражении лиц у группы умственно неполноценных детей, которые, казалось, ни на что просто не реагируют. В своем слове к этому юбилею Иоанн Павел II сказал, что в этом образе, в образе калеки, человечество и подходит к порогу нового тысячелетия. При этом у него хватило силы хотя бы на краткое время вернуть им счастье. «Не бойтесь! Вас любят».
Мы узнаем из передач и сообщений, что таким же возвышающим и просветляющим событием стала его кончина для множества людей на земле, в разных странах, христианских и нехристианских. «Я никогда не видела в Париже людей с такими лицами!» - сказала мне по телефону моя французская знакомая. Мне бесконечно горько, что мы оказались отрезаны от этого всемирного человеческого события: прощания с великой душой, посетившей наш мир, и благодарности ей - и Тому, кому она сказала: «Целиком твоя».
Totus tuus - «Целиком твой», девиз на гербе Иоанна Павла II.
Ольга СЕДАКОВА, «Ежедневный журнал» (Публикуется в сокращении)