Номер от 28 октября 2011 г.

Люди добрые, здравствуйте. Читаю «Пенсионерскую правду» с первого номера. В газете много пишется о ветеранах Великой Отечественной войны, вдовах ветеранов. С пристрастием читаем. Они разными льготами пользуются, благоустроенными квартирами их обеспечивают. Но ведь ветеранам и вдовам уже за восемьдесят, так нужны ли им эти квартиры? Для внуков эти квартиры! Вот бы такие же квартиры вдовам и внукам тех, чьи мужья и деды тоже за Родину жизни положили, только не на поле боя. Но, увы…

МОЕГО ОТЦА на фронт не взяли (почему, не знаю, мне в 41-м двух лет ещё не было). Его на оборонительные работы отправили. Там он заболел дистрофией, и его домой отпустили. Но дойти не смог – умер в 35 километрах от дома. Мама осталась с нами, тремя малыми дочерьми. Пенсию за потерю кормильца дали грошовую: ведь кормилец-то умер, а не на фронте погиб. Я с первого по седьмой класс в каникулы работала. Весной возила на лошади в поля навоз – босиком, хотя снег ещё не везде растаял. Думаете, как я от холода-то спасалась? Зарою ноги в навоз – он в кучах на солнышке был почти горячий. Нагрею и снова на лошадь сажусь.

В 1954 году окончила я семь классов и мама отправила меня в город нянчиться с месячным ребёнком. Почти два года нянчилась. Потом пошла на шестимесячные курсы в ФЗО и выучилась на штукатура-маляра. В январе 1957-го меня на самостоятельную работу отправили. Весь мой гардероб состоял из кирзовых сапог и бушлата. В 1959 году я вышла замуж за такого же бедолагу, как сама. Живём вместе уже 52 года. У нас трое детей. Они подарили нам троих внуков и двух правнуков.

Мы с мужем – ветераны труда, прожили на Севере 27 лет, работали там по договорам, при которых год трудового стажа засчитывался за полтора. Когда я оформляла пенсию, мой стаж составлял сорок семь лет. Но что получилось? Тринадцать лет убрали, списали, вычеркнули. Не знаю, как правильнее и выразиться. И деньги, что мы подкопили на Севере и откладывали на сберкнижку для спокойной старости, тоже накрылись демократической перестройкой.

Шестнадцать лет назад купили мы в захолустье домик без крыши 1907 года постройки и переехали жить в деревню. Обзавелись небольшим хозяйством, выращиваем овощи. Летом к нам приезжают дети и внуки. Спасибо нашим правителям – хоть пенсию платят. Получаем и боимся: вдруг придумают какой-нибудь закон и перестанут платить. С них станется!

Сейчас молодые пенсионеры в городах стонут, как плохо им живётся: в многоквартирных домах всё рушится, всё износилось. Так в чём дело-то? Сейчас в любой захолустной деревне можно купить недорогой домик. Купите, обустройте, возьмите в аренду землю, выращивайте на ней всё, что сможете, и живите себе.

Сейчас некоторые, в том числе и правители всех уровней, критикуют советское время. Да только что толку в этой критике, если при демократах жить лучше не стали?! Уж пояса-то туже некуда затянули. А в советское время мы с мужем и тремя детьми объездили весь Крым, отдыхали на побережьях Азовского и Чёрного морей, в Молдавии, Грузии, Абхазии, Северной Осетии, побывали в круизах по Азовскому и Чёрному морям. А ведь были мы простыми рабочими. Сейчас нашим детям и внукам таких путешествий не видать.

Когда мои дети росли, я им говорила: «Не смейте брать чужое, не воруйте, не деритесь». А недавно сын заявил: «Неправильно ты нас, мамуля, воспитала». А сыну-то 49 годков. Советскую страну разрушили по чьему-то приказу. Возьмём для примера пустые полки магазинов в конце восьмидесятых годов. Полки-то пустые, а склады были завалены товаром. Потом машинами возили с этих складов на свалку просроченные продукты. Разве такое самовольно вершилось?

Ещё про наше телевидение написать хочу. Вот показывают выставку обуви, принадлежащей Ксении Собчак. Четыреста пар! Это ли не насмешка над телезрителями, у многих из которых из-за безработицы и сменной-то обуви нет. Кошмар, что творится сейчас. А не думают ли наши правители, что терпение у простого люда может лопнуть?

Под этим письмом, если посчитаете, что годится для напечатания, фамилию не ставьте. Просто инициалы. Гонорара мне не надо. Я ведь не гонорара ради, а потому что высказаться захотелось.