Пенсионерская правда
Номер от 27 июня 2011 г.

Что же будет дальше?
Уважаемая редакция! Председатель нашего совета ветеранов дала мне почитать «Пенсионерскую правду», газета ваша мне понравилась, я тоже решила написать о своей жизни.

В 1937 году в нашем колхозе «Северный луч» был очень плохой урожай, поэтому отец на всю зиму уехал на лесозаготовки. Приехал в апреле, дома у четверых детей хлеба нет. Тата пошёл за советом к маминому брату, дяде Ивану, счетоводу лесхимартели. Тот сказал: «Хорошо, что ты, Александр, пришёл: нам нужны рабочие на смолокурение, вези в лес всю семью».

Из колхоза отца не отпускали, но дядя отхлопотал его через район, потому что сверху было указание развивать смолокурение, а отец мой ещё до революции работал со своим батюшкой у смолокуренных печек, то есть знал эту работу.

В июне 1937 года отец повёз нас за 18 километров на участок Ручьевая на реке Кодима. Мне шёл шестой год, брату Вале было три месяца. Мама, сидя в телеге, всю дорогу держала его на руках. К телеге была привязана зыбка, я держалась за неё, сидя рядом с мамой. Двенадцатилетняя сестра Анна и пятнадцатилетний брат Толя шли пешком. Папа правил лошадью.

Прибыли мы на место. В бараке грязно, полно клопов и комаров. Мама с Валей на руках села и заплакала: «Ой, куда я деточек привезла!». А нам продукты были уже доставлены. Отец повесил мне на шею связку сушки, на столик положил коробку пряников. Мама перестала плакать. Мы барак помыли, побелили и зажили хорошо.

Сколько лет, не спрашивали

В сентябре 1941 года Толя ушёл в морфлот. Отцу как старшему смолокуру дали бронь: смола нужна была для фронта. Надо было выполнять план по заготовке смолы, поэтому летом и дети его выполняли, у нас не спрашивали, сколько нам лет.

В 1945 году я закончила четвёртый класс. Мама сказала отцу: «Война кончилась, дак пусть Нина дальше учится». А он ответил: «Всем учёными не быть, а с хлебом хорошо еще долго не будет».

И хотя училась отлично, в пятый класс уже не пошла.

Тогда дети получали по 400 граммов хлеба, а мне как работнице давали 800 граммов.

«Везите Симу в родилку»

В 1948 году направили меня в район на курсы приёмщиков смолья, а в 1949 году - в Архангельск, на четырёхмесячные курсы мастеров подсочного промысла. То были самые хорошие четыре месяца… Возможно, однокурсники, а со мной учились ребята и девчата со всей Архангельской области (Валя Пьянкова, Тоня Пучинская из Вельского района), прочтут моё письмо и вспомнят, как мы жили на улице Диатоловича (теперь Иоанна Кронштадтского), дом 10, в обллесхимпромсоюзе.

Не забыть случай из практики. Проходили мы её в Верхнетоемском районе на участке Бараниха напротив места, где сейчас посёлок Приозёрный. Нас, курсантов, было больше 20 человек: восемь девчат, остальные - ребята. Одна из нас - беременная. Её не хотели брать, но она сказала, что ещё долго не родит, что ещё успеет уехать домой, где и пройдут роды. Но под конец практики нашей Симе стало плохо. Мастер, пожилой мужик, заметил неладное и сказал мне: «Нина, ты здешняя, знаешь, где больница, везите Симу в родилку». А весна, май, не видать другого берега Северной Двины, моторов же тогда не имелось. И вот мы с Симой устроились посреди карбаса, большой лодки, а на вёсла сели два здоровых парня, третий стал править. Недалеко отплыли - поднялся ветер, разыгрались волны. Страсть!.. Я сижу, дрожу. Говорю ребятам: «Давайте назад!» Но они, такие смелые, ответили: вы, мол, не смотрите на волны, всё будет в порядке. Плыли они правильно - по волнам. Добирались мы до другого берега очень долго. Пристали под волочок, я повела Симу в больницу. Пришли мы поздно, но нас приняли. Ночью Сима родила хорошенького сына.

Вскоре практика кончилась, все курсанты приехали в Тойму на пристань, я привела туда же Симу с ребёночком. Все мы и уехали на пароходе в Архангельск. Там сдавали экзамены и получали дипломы. Мне поставили сплошь пятёрки, только по истории партии - четвёрку. Да и то не тянула я на четвёрку, но не стали мне портить диплом.

Отняли у нас деньги…

До 1952 года, пока не вышла замуж, я работала в лесхимартели. А потом - семья, десятки лет труда в животноводстве. В 1987 году вышла на пенсию, начислили мне 132 рубля, это был «потолок».

Работала в колхозе и свинаркой, и телятницей, и дояркой, потом, когда пришла механизация, меня избрали зав. фермой. Последние девять лет заведовала фермой. Работалось хорошо, когда кадры были свои. А как стали опытные животноводы уходить на пенсию, ох и хлебнула я горя с приезжими работниками!..

У нас было 600 голов скота, из них больше 300 коров. За каждую скотину требовалось отвечать, и хорошо, что и председатель хозяйства, и зоотехник болели за производство, а то не знаю, что было бы.

Все хорошие работницы получили пенсию 132 рубля, потому что мы выполняли планы как по молоку, так и по мясу.

Если бы 132 рубля перевести на нынешние деньги, то получилось бы, что отняли у нас очень много…

Как мы вкалывали! Без выходных и отпусков. Зато начисляли нам компенсацию и поощряли за добросовестный труд подарками, почётными грамотами. Я была два раза депутатом - выбирали в наш местный Совет тоже не за красивые глаза. Была и членом правления колхоза, членом райкома КПСС. На пенсии тоже занимаюсь общественной работой в совете ветеранов. Нас в совете семь человек, решаем разные вопросы.

В 2004 году муж мой умер. Живу я одна в доме. Дочь рядом, тоже на пенсии уже. Два сына есть. Семь внуков, три правнука. Никто меня не обижает. Кроме господ управителей. На старость были припасены деньги на сберкнижке - пропали. Три раза давали компенсацию, но это не деньги, а слёзы. Чтобы купить шифер на крышу дома, надо 70 тысяч рублей выложить - каково?!.

Такого безобразия не видела

Дом, как обычно делается в деревне, был записан на хозяина. Я стала переписывать на себя - сколько времени и денег израсходовала!.. Ездила в район. Считай, покупала свой собственный дом. Об этом я написала в Москву нашему депутату Госдумы В.А. Мальчихину. Очень быстро пришёл от него ответ: дескать, в 2006 году полномочия перейдут местной власти. Сейчас 2010 год, люди по-прежнему ездят в район переписывать свои дома.

В том же году налог на землю стал уже 759 рублей. Все поля кругом зарощены; мы, пенсионеры, обрабатываем у своих домов землю, нам бы надо спасибо сказать, а с нас деньги рвут.

У нас в Пучуге нет ни одной общес-твенной скотины. А в колхозе имени Кирова было 1300 голов скота.

Ребята возвращаются из армии - работы нет. Куда им деваться? Едут в город, где у них своего жилья не имеется. Вот мы, старые, и расстраиваемся из-за внуков.

Мужики устраиваются на лесозаготовки по вахтовому методу. Работают без оформления. Им говорят: денег нет, идите, куда хотите…

У нас много разговоров о высокой преступности. А кто её делает?

Душа болит за деревню. Я прожила 78 лет, такого безобразия, как сейчас, не видела. Еще один пример. В 2008 году у нас в Пучуге ликвидировали последнюю ферму на 100 голов. Коровушки были случены осенью, некоторым пришло время телиться, а их забили, телята в животе бились… Это же преступление! Я не выдержала, позвонила в областной департамент агропрома. Приехал из Архангельска начальник, узнал, что было, покачал головой: мол, понимаю, что плохо дело, но сделать ничего невозможно, ферма в частной собственности.

Что же будет дальше?

Нина Александровна Шнюкова (Анциферова), 165522 Почтовое отделение Кондратовская, деревня Даниловская, Верхнетоемский район Архангельской области