Номер от 29 апреля 2011 г.

Прошло уже больше сорока лет, а я помню всё так отчётливо, словно вчера это было.

Городская фифочка

Шестой «А» класс в большой станичной школе одного из ближайших к Краснодару районов принял меня настороженно. «Городская! Фифа! Вырядилась!» - отчётливо читала я на лицах тех, с кем мне предстояло учиться. Я действительно была фифочкой: в коротенькой темно-синей в складку юбочке, белоснежной нейлоновой блузке, в белых гольфах, с короткой модной стрижкой.

Новая «классная мама» представила меня классу и подвела к парте, за которой сидел, развалившись, долговязый верзила. И как я потом ни сопротивлялась, сидеть мне с этим верзилой, второгодником Толиком, пришлось все три года, что я проучилась в кубанской школе. Анна Ильинична считала, что я на Толика положительно влияю, и не собиралась нас рассаживать.

«Нахал» из первого ряда

Уже на первом уроке - это была география, которую вела наша «классная» Анна Ильинична, я чувствовала на себе чей-то упорный взгляд. На других уроках повторилось то же самое. Я устала вычислять нахала, не дававшего мне спокойно сидеть и заниматься тем, чем занимаются все нормальные ученики: читать, писать, слушать, отвечать. «Слежка» бесила меня и выводила из равновесия. Помогло то, что мы с Толиком сидели за последней партой в среднем ряду, и вскоре я исподлобья, прикрыв пол-лица рукой, успела поймать этот взгляд. Он исходил от бледненького мальчишки из первого ряда у окна. Я показала нахалу язык. Не помогло. Мальчишка продолжал украдкой пожирать меня глазами и все последующие дни.

Это был Проскурин Миша. Невысокий, худенький, с серо-голубыми глазами и красиво загнутыми (на зависть всем девчонкам) ресницами, с множеством родинок на щеках, с чуть вьющимися тёмно-русыми волосами, он был почти отличником и лучшим математиком и физиком в классе.

Моя новая одноклассница и подружка Оля рассказала, что живёт Мишка без отца – с матерью и сестрёнкой Леной, как две капли воды похожей на брата. По тому, как Мишка одевался (скромные рубашечки, брючки, из которых он давно вырос) и редко ходил в школьный буфет, было видно, что семья жила небогато. В общем, незавидный для меня кавалер: в кино с таким не сходишь, а уж в парк покататься на качелях и карусели тем более. Девочка я была хорошенькая, немножко уже избалованная вниманием одноклассников и мальчишек постарше. Поэтому Мишкино предложение дружить, переданное в записке через Олю, я отвергла. Ну не нравился он мне и всё тут!

Кавалеров мне хватало

К тому же я «обрастала» кавалерами, жаждущими дружбы с городской – как ещё долгое время меня называли. Один из них, Валера, был двумя годами старше, красавец и гордость школы, секретарь комсомольской организации, одетый по моде, сын важной «шишки» (секретаря райкома партии). Валерка был мечтой и болью, наверное, всех девчонок школы, начиная с пятого класса. Но ловелас он был уже тогда – не одно девчоночье сердце успел разбить. Разбил и моё. Но и я, надо сказать, была не промах: влюбляла в себя и сама влюблялась постоянно.

В общем, ничего хорошего Мишка от меня не дождался. Все три года, что мы вместе проучились, я игнорировала его как кавалера. А он продолжал смотреть на меня на уроках, и делал он это с завидным упорством и терпением. И всегда старался оказаться поближе ко мне: когда мы собирали металлолом, трудились на субботниках, выезжали в колхоз на уборку кукурузы, яблок, орехов и винограда. И я уже привыкла к его постоянному присутствию рядом. Поэтому когда не увидела рядом знакомую худенькую фигурку в нашей бригаде по сбору вишни и черешни, была удивлена. Да такого просто не могло быть!

А он любил так искренно!

И действительно, утром другого дня, забираясь в кузов грузовика, который возил нас в колхозный сад, обнаружила там скромно улыбавшегося мне Мишку и его сестрёнку Ленку. Ольга, моя кудрявая подруга, хитро подмигнула, - мол, куда он от тебя денется! И верный мне Миша стал моим рабом на все оставшиеся рабочие дни: лазил на самые высокие ветки деревьев, на которые мы с девчонками не рисковали забираться, начисто обирал их от ягод и высыпал вишню и черешню не в свои, а наши с Олей ящики. Я принимала это как должное. А он будто не понимал, что обкрадывает себя и сестрёнку, - ведь получали мы за свой труд сдельно.

Вместо эпилога

Это было моё последнее, третье, лето на Кубани. В конце августа я с родителями возвращалась в родной Узбекистан. Провожать меня пришла Оля. А Мишка даже не знал о моём отъезде. На Кубани я больше так и не побывала. Переписка с Олей постепенно прекратилась. И не узнать бы мне, как сложилась судьба моих одноклассников, если бы туда не вернулась моя двоюродная сестра. Она-то и написала, что моя кудрявая подружка Оля живёт там же, на Кубани. Её семейная жизнь сложилась не очень удачно, и она сейчас одна (как и я). А Миша был женат, имеет сына, живёт в Украине – то ли в Киеве, то ли в Харькове.

И что-то иногда защемит у меня в груди… Может, Мишка и была моя судьба, если он столько лет подряд так любил меня, хотел быть мне верным и преданным другом? А я не поняла, не разглядела за неприметной внешностью богатства его души и сердца. Где ты теперь, Мишка? Прости меня за детскую жестокость к твоему большому чувству к городской девчонке-насмешнице.