У Харитоныча была жена. Была, потому что похоронил Харитоныч свою Анну. Сказать, что счастливо жили - соврешь. Всяко бывало: и выпивал Харитоныч, и поколачивал Анну, а та терпеливая - проревется и опять такая же. Трех детей на ноги подняли, и опять все она Харитонычем только пугала - вот, мол, как придет отец... Дети что первая роса: дочерей замуж разобрали, сын в примаки ушел, а Аннушка хирела, стонала, охала. Да кто ей особо верил, кто прислушивался? От нее всю жизнь лишь брали, отдать вот не успели. Отмаялась Аннушка. Господь, видать, пожалел, в рай отдыхать забрал.
А Харитоныч овдовел. Дико одному-то. Ох, и дико! Все Аннушку напоминает, без нее-то, как без рук, беспомощен Харитоныч, как дитя. Вот и пошел он свататься к Марии, разбитной бабенке, с которой погуливал. Та не отказала - у старика пенсия хорошая, еще на почте сопровождающим работает. Сошлись. Квартиру свою Харитоныч дочери отдал, сам к Марии под теплый бочок.
Зажили. Поначалу неплохо. Харитоныч по деревням ездит, почту охраняя: то платок ей в подарок привезет, то чулки капроновые. У Марии чистота, уют, кормит вкусно, а уж денежки любит - только давай. Харитоныч и дает, как-никак мужик, добытчик, а той все мало.
Стал Харитоныч задумываться да все с Аннушкой сравнивать. А тут еще беда навалилась - дом сгорел. Харитоныч спал, Мария на работе была, дом и загорелся. Соседи старика спасли, дом отстояли, да что там от дома осталось: что не сгорело, то пожарные водой да пеной загубили.
Выделили старикам «жэковскую» квартиру без удобств: доживайте, мол. Тут совсем Харитонычу невмоготу стало - грызет его Мария, виновным считает, днем зубы точит, вечером старика кусает, тяжко. Устает Харитоныч, а отдыха нет: ни тебе теплого слова, ни ласки мимолетной. Горюет он без Аннушки. Она ему все чаще снится, к себе манит, и с таким тяжелым сердцем просыпается Харитоныч после этих снов.
- Эх, Аннушка, Аннушка, повернуть бы все назад: ни словом бы, ни делом не обидел, в глаза бы твои родимые глядел, ручки твои натруженные целовал. Великая ты была женщина, да вот не загостилась на земле, - думает Харитоныч и все перебирает, перебирает в уме прошедшую жизнь, раскладывает все по полочкам и понимает большую свою вину за то, что обижал беззащитную жену, не берег, не холил. Каково же ей с ним было вечно раздраженным, гулякой и любителем выпить? А вот, подишь ты, наверное, любила.
Уйдет Харитоныч из дому пораньше, сядет в скверике на почтовом дворе на спиленный пень и думает, думает. Люди мимо пробегают:
- Что, Харитоныч, замечтался?!
- Да так, - буркнет старик, - отдыхаю вот.
В гараж придет, шофера жен ругают:
- Ох, уж эти бабы, у одного бутылку разбила, у второго заначку отняла. Ну житья нет от этих ведьм, да и только.
Слушает, слушает Харитоныч, головой покачивает.
- Мужики! Берегите жен, я вот свою не сберег, а так без нее лихо, - скажет мужикам так горько, так обреченно, что те задумаются ненадолго. Им-то кажется, что у них все по-другому, и жены вечные, и не кончится все никогда. А Харитоныч уже в диспетчерскую бредет. Там хохочут, анекдоты травят завгар с диспетчером да кладовщик с завхозом. Весело им, молодые.
- Что, Харитоныч, пожаловал? Проверяешь или делать нечего? - подкалывают старика.
- Да так, просто зашел поздороваться.
- Ну, здравствуй, дорогой, и до свидания, родимый, - хохочут громко веселые и молодые ребята.
- Ладно вам, пусть с нами посидит, - жалеют женщины.
- Пойду я, веселитесь, - машет рукой старик и шаркает дальше.
Никому нет дела до него, никто и нигде его не ждет, лишний Харитоныч на этой земле, лишний и никому не нужный. Тут вот еще глаза стали болеть, видит плохо, доктор операцию предлагает. С работы тогда уйти придется, а что дома в четырех стенах делать? Слушать ворчание Марии, мешаться под ногами?! У детей своя жизнь, в которой он тоже лишний, да не приучил Харитоныч и детей к себе. Они все возле Аннушки крутились, чтоб отцу не мешать. С четверга на пятницу опять Анна снилась, строго так ему говорит:
- Что мыкаешься, что горюешь? У меня-то тут так хорошо и родные все со мной: твоя мать, моя, мать бабушки, сестры. Любо нам всем, тебя вот не хватает. Когда соберешься?!
А сама вроде такая молодая, платье белое, на лбу кудряшки, на ногах баретки, мелом натертые, ну точь-в-точь, как в день свадьбы. А улыбается как?! Родная такая, любимая, вот при жизни таких слов и не дождалась, а теперь ей Харитоныч свою цену определил. Высокую. Весь день ходил Харитоныч смурной, все сон с головы не шел. На работу пришел, пистолет получил - положено, почту же сопровождает, расписался, где надо, пошел в диспетчерскую, посидел, покурил, да пулю в лоб себе пустил. Поставил точку в печальной повести своей жизни.
Эх, Харитоныч, Харитоныч! При жизни тебе бы спохватиться, беречь, лелеять свою Аннушку, может, и жили бы вместе долго-долго и умерли б в один день. Может...
Елена Дуденкова