Номер от 3 марта 2011 г.

Памяти Почетного гражданина Северодвинска Сергея Никитича Ковалева

фото из архива Олега Химаныча

Не один конструктор Ковалев создавал проекты для нашего, некогда второго в мире подводного флота, и не возьму грех на душу, умаляя заслуги тех же Исанина, Перегудова, Пустынцева, Чернышева или же Кваши. Однако меж корабелов и моряков подплава Сергей Никитич, без сомнений – Патриарх!

Фото Владимира Ларионова

Простое перечисление всех его наград, званий и почетных титулов наверняка займет пол газетной страницы. Если кто ими любопытствует, имя и регалии академика Ковалева без труда найдет в самых авторитетных энциклопедиях и справочниках, и подивится высокому их количеству и заслуженному ранжиру. Эти же заметки о таланте, труде и мудрости Сергея Никитича.

Талант – это всегда свыше.

Но талант человеку не даруется, а дается, и дальше испытание – можно его зряшно растратить, а можно поставить во благо. Ковалев был человеком своего времени, и, конечно, мог бы с тем же Божьим даром посвятить жизнь и другим проектам. Но мир был безжалостен в политических антагонизмах, угроза войны бытовала реальная, и для безопасного паритета своей Родины он создавал ракетоносные подлодки – мощные, грозные и уникальные.

Сергеем Никитичем можно восхищаться бесконечно – его блестящим умом и творческим началом, его гражданской позицией. Даровитый конструктор и организатор, блестящий рассказчик, способный живописец, автор книги, в которой нашлось место и личным воспоминаниям, и глубоким размышлениям, и собственной философии, и словесному изяществу с искрометным юмором, а также ироничным отношением к себе. А за всем этим – труд, труд, труд!

Сергей Никитич Ковалев – Почетный гражданин Северодвинска. Еще бы! Три десятилетия Севмаш строил лодки по его проектам. Их уже подсчитали – 73 корабля – целый флот! Заказы стратегического значения, город ими жил, и, что бы ни говорили сегодня могильщики Союза, для Северодвинска это были лучшие годы. Большинству нынче и невдомек, благодаря чему, он рос и строился. Так вот, напомню тем, кто забыл и скажу тем, кто не знает – городские массивы рождались в строгой увязке с кораблестроительными программами. Потому что каждая из них требовала трудовых ресурсов, и о людях ныне трижды клятое столичным телевидением советское руководство все же думало. Когда молодой конструктор Сергей Ковалев впервые приехал в Северодвинск, а это год 1958-й, условная черта городской оседлости едва выходила к Морской улице, ныне - Гагарина. Когда завод взялся за корабли новых проектов, в том числе и за ковалевский 658-й, жилые кварталы двинулись на запад. Позже, когда на стапелях закладывали серии ковалевского 667 проекта – под эти подлодки правительство также выделило немалые деньги на новое жилье - город шагнул за проспект Труда. «Акулы» Сергея Никитича Ковалева с «Гранитами» Павла Петровича Пустынцева вывели Северодвинск к Паранихе. Так-то!

Не мог не любить

Без преувеличения, с такими как Ковалев, сегодня уходит эпоха – несколько поколений, коим было дано созидать. С кем отождествить его личность? С Королевым или Макеевым? С Келдышем или Александровым? С Харитоном или Туполевым? А, возможно, и с другими атлантами нашей науки, столь же фундаментальной, сколь и практической. Сейчас уж никто не подсчитает часы, сутки, недели, проведенные в студеных глубинах, в отсеках своих кораблей конструктором Ковалевым. Одно знаю точно – до 89 лет ходил он в моря. Факт, безусловно, достойный Книги рекордов Гиннеса. Признаться, встречались мне те, кто считал это чуть ли не блажью академика. Недалекие, в лучшем случае – наивные люди. Неужели не ясно, - не мог Сергей Никитич не любить свои корабли?! А где же, как не в море, они живут?! Да и не праздным пассажиром поднимался на борт своих подлодок академик…

Заводчане, те, кто постарше, должны помнить историю с 355-м заказом. В 1976-м головная лодка на испытаниях из-за штурманской ошибки с полного хода таранила подводную скалу. Глубина – 210 метров и удар чудовищной силы! Счастье, что в ЦП оказались те, кто и дело знал назубок, и паники не ведал. Они-то и заставили лодку, а в ее отсеках 300 душ человеческих, всплыть. Позже это назвали – «аварийным всплытием с предельных глубин на предельной скорости». До той поры такого не случалось! Без счастливого рока, как и без мужества, тогда явно не обошлось. Без малодушия тоже: иные старшие офицеры, как потом мне рассказали очевидцы, в первые минуты аварии просто впали в прострацию. Тогда же «гражданский специалист» Сергей Ковалев, шедший на 355-м, спокойно расспрашивал вахтенных о ЧП. Чтобы, спустя считанные дни (!), отыскать, рассчитать и внести в проект корабля то, что делало бы подобное всплытие не «аварийным», а вполне допустимым и безопасным. Он всегда думал не только о своих кораблях, но и о людях в отсеках, об их опасной профессиональной доле, а потому и не мог поступить иначе. Кто скажет, что Сергей Никитич не настоящий подводник?!

Проект 941 – самые большие в мире подлодки, прозванные в просторечии «Акулами», считают вершиной ковалевских идей. Считал ли так сам академик, не знаю. Не знаю и, как воспринял он драму, когда из-за отсутствия ракет эти боеспособные корабли на годы лишились моря.

В 90-х вызрел вдруг замысел – переделать «Акулы» в танкеры и рудовозы, чтоб сновали подо льдами Арктики… Енисейские пороги, которые не то что подлодки, иные балкеры минуют лишь по большой воде, мне довелось проходить 8 раз. Наивность приспособы тяжелых «Акул» для перевозки норильской руды была изначально очевидна, и уж, конечно, не только мне. Но ведь о сомнительной идее всерьез заявили, долго ее пиарили, и похоронили совсем недавно. Мне же всё думалось - ну, каково Ковалеву слушать эту маниловщину? Спросить его, правда, не довелось, но думаю, слушал он ее не без иронии. У мудрого Сергея Никитича она имелась.

Питерский корень

Ковалев многим запомнился выходцем из той, ныне уже «старорежимной» ленинградской интеллигенции, вернее – это даже ощущалось. Она имела корень петербургской, но была уже советской - по образу жизни и вере. От профессуры она унаследовала образованность и достоинство, от балтийского соседства – вдумчивость и неспешность, от северных кровей еще и деликатность, какая века три резко контрастировала с московским чванством и хамством. Сергей Никитич не терпел панибратства, но был довольно прост в общении и с высоким чиновником, и с простым работягой, попусту не конфликтовал, на нервном срыве его никто не помнит, слыл прекрасным рассказчиком, мог тонко поюморить, и над собой тоже. От обилия наград и званий, образно говоря, лик его не становился монументальнее и не бронзовел, как у некоторых. Он никогда не рвался в первые ряды. В первых рядах Ковалева можно видеть на снимках официальных церемоний сдачи кораблей, но того требовал протокол.

Наезды Сергея Никитича в наш город были частыми и многомесячными, и Северодвинск он знал, а, прочитав его воспоминания, любой согласится – считал его своим, как и Ленинград-Питер. О северянах всегда отзывался, подчеркивая их честность и порядочность. Круг здешнего общения у него был, конечно, специфический, в основном заводчане – директорат – Егоров, Просянкин, Макаренко и далее, но и корабелы «попроще», с коими он сблизился в отсеках, на испытаниях подлодок. Поверьте, в море суть человеческая распознается лучше.

Х Х Х

Так вышло, что в Северодвинске последними, кто встречался с Сергеем Никитичем от СМИ, были трое – я, Владимир Ларионов и Евгений Баранов. Вечер 19 октября 2008-го мы провели в «ковалевском» номере гостиницы. Утром академик улетал в Петербург. Володя, ясное дело, был во всеоружии фотокорра. Женя, который, собственно, и устроил эту встречу, видеокамеру не взял – снимать не планировали. Позже я не раз жалел об этом. Хотя, кто ж знал, что в Северодвинск Сергей Никитич уже не вернется.

Академик выглядел усталым. Не хворым, но утомленным. Утром он вернулся с морей, днем состоялось заседание госкомиссии по печально известной «Булаве», и бодрости оно не прибавило. В неторопливом разговоре Сергей Никитич был немногословен, но и этого вполне хватило, чтобы оценить и ясность его мыслей, и прочную память, и разносторонние познания. Правда, несколько мгновений показалось, будто был он при своих мыслях, но при том никак не выглядел отстраненным, скорее, человеком, обладающим «цезаревым даром» - вершить сразу несколько дел – по инерции тяготится одним, размышлять о другом, и не прерывать нить беседы о третьем.

Он был спокоен и мудр. Как человек, проживший долгую и достойную жизнь, немало испытавший, многого достигший, познавший множество важных истин или одну, некую тайну бытия, возможно, самую главную.

Таким и запомнился Патриарх.