Поучительный случай из корабельной практики
Это были 60-е годы. Я служил на Тихоокеанском флоте штурманом подводной лодки С-280.
ИЗ БУХТЫ Нагаева вышли под вечер. Шли в надводном положении. Море как зеркало, штиль, тепло. На мостике полно народу: дым коромыслом, смех, анекдоты… Отошли от берега миль на 15-20. Вдруг остановились дизеля и по «Каштану» - системе громкоговорящей связи – раздался истошный крик моториста: «Мостик! Аварийная тревога! Пробоина в пятом отсеке!»
Через мгновение на мостике остались лишь командир, сигнальщик и я. У каждого из нас на лице застыло недоумение: взрывов не было, на мель не садились, ни с кем не сталкивались. Какая может быть пробоина?!
- Пятый! Пятый! – вызывал командир. – Доложите, что за пробоина? Какое поступление воды? Как меня слышите?
Но ни на один вопрос отсек не отвечал. По связи лилась невообразимая какофония: крики, топот, мат, плеск воды, удары кувалдой, свист воздуха, завывание насоса… Что-либо понять и тем более представить, что происходит в отсеке, было невозможно. Единственное, что было ясно: мотористы живы и, надо полагать, борются за живучесть. Но почему не отвечают? Можно догадываться, что чувствовал командир. Иногда отсутствие информации страшнее, чем сама авария!
Довольно долго из 5-го отсека не поступало никаких внятных докладов. Командир уже приказал приготовить к передаче специальное радио. Но тут, слава богу, разобрались: никакой пробоины не было. Да и не могло быть! По недосмотру остался открытым какой-то клапан на трубопроводе охлаждения дизель-компрессора. Постепенно воды налилось столько, что она стала выплескиваться на паелы. И только замочив свои сандалии, моторист, наконец, увидел, что в отсеке вода. А у страха, как известно, велики глаза. Отсек осушили, дали отбой тревоге и пошли дальше.
Эта и другие подобные тревоги были не учебные: настоящие, фактические аварии. То, что они не закончились трагедиями, - большое счастье. Борьба за живучесть напоминала партизанщину, не было четких команд, разумных докладов.
И виноваты в этом были мы сами. На всех тренировках по борьбе за живучесть у «Каштана» всегда стоял командир отсека и держал связь с мостиком. Ситуации, когда в аварийном отсеке остались бы два-три, а тем более один матрос, не отрабатывались. А главное, на таких тренировках даже «в условиях, максимально приближенных к боевым», жизни личного состава ничто не угрожало. Вот почему, впервые оказавшись в экстремальных условиях фактической аварии, одни, без командира отсека, матросы действовали как умели и как им подсказывал инстинкт. Кто их осудит за это?
Ким КОСТИН, капитан III ранга в отставке