Номер от 29 апреля 2008 г.

Это матрос Белозеров узнал, глядя в ясное небо Новой Земли

Во флот его призвали 5 октября 1955 года. А спустя ровно две недели над Арктикой прогремел первый ядерный взрыв. Такой вот нюанс следует из биографии Геннадия Ефимовича Белозерова – северодвинца, ветерана СПО «Арктика», который служил нашему флоту всю жизнь – и проходя срочную, и позже, когда строил корабли.

Д О МАРТА 1956-го он обучался в минно-артиллерийской школе Белоaморской ВМБ по специальности дальномерщик. Потом – Архангельск, здесь на ремонте стоял его корабль - «большой охотник» ПК-206. Базировался он в Полярном, где зимовала бригада каперанга Осовского. В бригаде два дивизиона – морских тральщиков и «больших охотников». Каждую весну, едва отходили льды, бригада снималась и уходила на Север. Служить ей на Новой Земле предписывалось до поздней осени. От моряков не скрывали – соединение обеспечивает испытания ядерного оружия.

Крейсер – это сила!

Что такое крейсер, матрос Белозеров знал еще до призыва во флот. Когда работал в ЭМП-8, ему довелось ходить в сдаточной команде на заводские испытания «Молотовска». Корабль впечатлял, и потому служить он хотел на крейсере, в тайне надеясь, что при распределении это учтут. Но не сложилось. Из своего дембельского альбома Геннадий Ефимович извлек фото своего ПК-206, показал, да еще карандашом по памяти набросал на листке его схему – волноотбойники и орудие на баке, рубка, за ней пулеметы, РБУ, на корме – направляющие для мин, ящики с химкомплектом. Такие, по классификации, большие охотники за подводными лодками после войны строили в Зеленодольске. Большими они были только по названию, а в ту же длину – чуть больше 50 метров. Экипаж на них за пятьдесят душ, и как они там жили-служили, по нашим временам худо представляется. Как в море ходили – тоже, ведь 5-6 баллов для «охотника» предел. У Баренца волна в редкий день дремлет, а к востоку от Кильдина штормит еще чаще. Поэтому, можно сказать, им везло - на переходе из Полярного не валяло, а у Новой Земли кораблику далеко ходить не было надобности – только в видимости берегов, от Маточкина Шара до Белушьей губы.

Но «Молотовск» Белозерову все же зачелся. Крейсеров в ту пору на Северном флоте было раз-два и обчелся, даже старослужащие в команде ПК-206 их только на картинках и видели. Поэтому, когда пришел он на «охотник», там его к салагам не причислили – крейсер внушал уважение.

Шпион – не шпион?

Новую Землю, понятное дело, тогда уже закрыли так, что близко не подойдешь. Но торговым судам, нашим и чужим, из Европы в Сибирь ход был. Однажды ПК-206 отстаивался в Белушьей губе. Команда смотрела кино, когда сыграли тревогу: какой-то пароход сунулся туда, куда не следует. Шел нарушитель от Маточкина Шара, а они полным ходом понеслись ему навстречу, орудие и пулеметы – к бою!

Иностранца дальномерщик Белозеров разглядел первым – сухогруз на пять тысяч тонн, не меньше, чистенький, крашеный, не то что наши бродяги. На мачте флаг – белый крест на красном поле, Швейцария! У Швейцарии какие могут быть моряки? Просемафорили пароходу: «Стоп машины!» Тот стал, команда на палубу высыпала. Из Белушки приказ: «Судно сфотографируйте». А чем?! Фотоаппараты, у кого они были, все под замком в сейфе у старпома, да и пленки нет. Новый приказ: «Зарисуйте». Тогда как умели, так и зарисовали… Тут уже прилетел наш самолет. Кружил, кружил над пароходом, пока горючее не сжег. Улетел, заправился, снова прилетел. Это все, пока выясняли, что да почему. Выяснили - пароход работает во фрахте, шел на Диксон вокруг мыса Желания, но там льды, повернул к югу – на Карские ворота... Шпион – не шпион? Но из базы приказ: «Вывести за пределы территориальных вод». Повели нарушителя под конвоем – это 12 миль, уж и берегов не видно, а там пароход повернул к югу.

В базу ПК-206 вернулся ночью, а в полдень стал тот самый швейцарец прямо напротив Белушки! В запретную акваторию не залез, но видно его хорошо. Значит, и ему тоже все видно. Наши запрос: «Почему стоите?» Они: «У нас обед». Тут особисты переполошились - он здесь не случайно! Ну а швейцарец как закончил «обедать», так и ушел…

О вечном не думалось

Об атомной бомбе Белозеров знал – новейшее оружие огромной разрушительной силы, про Хиросиму и Нагасаки слышал. В Черной губе Новой Земли их ПК-206 бывал не раз. Там слева от входного фарватера – причалы, а справа, на акватории, - остовы изувеченных кораблей, что остались после испытаний, и еще на бакенах аншлаги - «Радиоактивно». Командир ПК-206 их предупреждал: на шлюпке туда не суйтесь - опасно.

О радиации моряки знали только в теории. Сначала с ними занимался инструктор-химик, позже приходил офицер из технического управления флота, тоже рассказывал о поражающих факторах, про излучения - альфа, бета, гамма - и какая от излучений есть защита. От иного, оказывается, и тонкий лист бумаги может уберечь, а от другого ни броня, ни бетонная стена не защитит. Но вряд ли с таким ликбезом можно было оценить степень риска. Те 12 добровольцев из бригады Осовского, кто вызвался, его точно не оценили. Во-первых, в их возрасте о вечном не думается. Во-вторых, воспитание ребята имели соответственно духу времени – негоже в большом деле отсиживаться! В числе двенадцати был и дальномерщик Геннадий Белозеров. Правда, наутро из той дюжины смельчаков все-таки нашелся один «уклонист», сказался больным. Для остальных на штабном судне «Эмба» задачу ставил сам комбриг – через 30 минут после взрыва прибыть на место, «убрать защиту и обеспечить проход представителей науки в подземный бункер с аппаратурой». Это означало высадиться с вертолета и растащить мешки с песком у входа в бункер, над которым землю жгли сразу несколько солнц.

Апокалипсис из-за бугра

Стояла ясная, сухая погода. Они лежали на открытой земле за бугром. Бугор считался естественным укрытием. Недалеко ждал вертолет. Им говорили - до эпицентра километров двадцать. Все лежали вниз лицом, а Белозеров - в небо. Это, конечно, воспрещалось, но уж очень хотелось посмотреть на атомный взрыв. Он услышал гул двигателей и увидел самолет. Страха не было, а только любопытство… А потом - свет, ярче, ослепительнее, чем блик фотовспышки, и за ним - раскаты грома, такого оглушительного, что больше походил на треск. Треск этот, казалось, отовсюду – будто земной шар раскололся! Потрясающе! И в небе – темная линия огромной дуги, ровная, будто ее карандашом провели, движется прочь от места, где был взрыв. Наверное, это был воздух, спрессованный в ударную волну...

По команде они погрузились в вертолет, с ними сел и дозиметрист с переносным прибором. Взлетели. Внизу проплывали выгоревшие скалы, тундра и зеркальца озер. Ни единого человека, будто все вымерли! Сначала они поглядывали, разговаривали, даже шутили, потом стало не по себе, замолчали. Когда приземлились, вышел только дозиметрист, сделал замер, вернулся, ничего не сказал, и они взлетели. Через несколько минут снова посадка – прибыли к бункеру.

Сколько времени работали, Белозеров и сейчас не знает, но работали быстро, истово. Только и запомнилось, что мешки «подгорели», а частью песок в них оплавился, застекленел...

После их вывезли на берег морского залива. Там они зашли в воду по пояс, как были в химзащитных костюмах, щетками драили друг друга. Вот и вся дезактивация. Дозиметрист замеры делал, но опять не проронил ни слова.

Позже перед строем им зачитали приказ, в котором главком объявлял благодарность. Ни номера приказа, ни числа, от какого он подписан, на слух Белозеров не запомнил, а в его военном билете запись не сделали, объяснив, что приказ был особо секретным.

О прошлом не жалею

Дембеля с ПК-206 уходили с Новой Земли на грузо-пассажирском судне «Чиатури». В их числе и старшина команды Валерий Талаш – москвич, крепыш, спортсмен.

- Как вышли в море, так его вдруг скрутило, боли в животе, - вспоминает Геннадий Ефимович. - Позвали судового фельдшера. Он осмотрел моряка: «Наверное, ребята, его укачало». Зыбь на море и в самом деле была. Так ведь Талаш три года на корабле служил, и не укачивало. Тут припомнили, что на живот он сетовал еще полгода назад, тогда же и аппетит потерял. Ребята ему: «Валерка, не мучайся, сходи в госпиталь». Он отмахивался – здесь не врачи, а коновалы, вот приеду в Москву... А до Москвы парня едва довезли, на вокзале его забрала «скорая», и в больнице он вскоре умер. Молодой парень, здоровяк! Что же его так подкосило? Теперь уж никто не скажет. Но, думаю, радиация тут ни при чем - Валера не был с нами, в числе двенадцати…

А самого Геннадия Ефимовича радиация догнала через годы и ударила, как он выразился, по сердечно-сосудистой части. Первое время Белозеров обходился без врачей: какой толк к ним идти, если всего не расскажешь, ведь подписку о неразглашении на двадцать пять лет давали.

- Не будь этой подписки, может, они и лечили бы правильно, - сказал мне на прощанье Геннадий Ефимович. - Но, знаете, я ни о чем не жалею. Службу добрым словом вспоминаю и не корю себя за то, что тогда в добровольцы вызвался. А болезни? Ну раз выпала мне такая участь, так тому и быть.