Номер от 28 ноября 2006 г.

Он был среди тех, кто первым шагнул на пепелище атомного ада

Константин Александрович Сесь был очень известным человеком, когда Северодвинск еще считался городом рабочих, а его жители гордились этим. Бывший североморец, передовой рабочий «Звездочки», он относился к тем заслуженным трудягам, на правительственные награды которых никто и никогда не смотрел косо: все было по делу, все было честно заработано. Не испортила его и широкая известность. Хотя могла бы. Потому что Константина Александровича, по общепринятому в ту пору правилу, всякий раз усаживали в президиумы всевозможных торжеств. И даже барабанный бой тогдашней идеологии, который выпал на фамилию Сесь в дни, когда Северодвинск делегировал Константина Александровича на XXVI съезд КПСС, не внес в его характер ни тени гордыни, тем паче - заносчивости.

Я НЕ УДИВЛЯЮСЬ, когда большинство моих ягринских знакомых говорит о нем, ветеране «Звездочки», - Костя Сесь, то есть без полного имени и не по отчеству. Нет в том ни панибратства, ни снисходительности, а скорее даже наоборот. На заводе он рос на виду у всех. Потому все и считают его своим парнем. А еще тружеником, каких поискать, доброжелательным и скромным человеком. К слову, быть может, последнее тоже сыграло роль в том, что о морской службе Константина Александровича знают немногие. Впрочем, было время, когда и сам он поведать ничего не мог - давал не одну подписку о неразглашении государственной тайны...

Бертяшкина бригада

Его призвали во флот в 1955-м. Учебка в Кронштадте: строевая с винтовкой образца 1901 года и курсы специалистов паросиловых установок. Сдал все, как полагается, и настроение было на подъеме: служить призывали на 5 лет, а тут XX партсъезд год «скостил» - то-то морячки от радости бескозырки вверх бросали.

На Молотовск привычно формировали команду моряков, и вдруг приказ: набрать два эшелона! В Молотовск прибыли под вечер. Пока все это войско выгружалось, пока поверка да построение, в полуэкипаж зашагали ближе к ночи. Такая же армада промаршировала по городу, когда их направили на корабли: голова колонны уже входила на Ягры, а «корма» ее только строилась у ворот полуэкипажа в городе.

241-я бригада опытовых кораблей, или бригада Бертяшкина - это по фамилии ее командира. У ягринских причалов тесно было - эсминцы, подлодки, минные тральщики, плавбазы, транспорты, а еще мелочь, и все не новые, а возрастные, даже трофейные корабли. И все - полупустые: большинство срочников уже демобилизовали, но по железному закону оставили всех старшин: пока молодежь корабль не примет, не изучит, не освоит...

Сесь попал на «Разъяренный» - известный эсминец Великой Отечественной. Командовал им Анри Викторович Петерсон. Объявили задачу: практически неходовые корабли ввести в строй, а значит, оборудовать противоатомной защитой, собрать механизмы, автоматику установить, отладить, проверить, да еще артиллерийские погреба вырезать и освободившийся объем оборудовать под аккумуляторные батареи. На их электрической тяге корабли должны были «работать» трое суток, без экипажа! Тут закралось: а зачем? Но было сказано: знай свое дело.

Никто тогда на ягринский завод и не надеялся - «Звездочка» только начиналась. Матрос Сесь одним из первых сдал техминимум, и его тут же назначили командиром отделения. В отделении трюмные, дизелисты, водолаз, водохимик. Короче, принимай, моряк, бригаду и открывай фронт работ, а в помощь тебе - несколько рабочих.

За работой дней не замечали, но однажды приметили: буксиры оторвали от причала эсминец «Грозный», он дал ход и ушел, а обратно вернулся уже на буксире, с почерневшим корпусом. Говорили - корабль был на испытаниях, а где, на каких, не дознавались. Зато несколько раз расписывались за неразглашение тайны. И увольнений в город не было, за ворота части никого не выпускали, почти все время - карантин, вот если зубы заболят, тогда только в госпиталь... А как сделали все что положено - и ушли сдавать «госы» в море Баренца. И точно поработали на совесть: уж на что старик «Разъяренный», а на мерной миле чуть ли не 42 узла выдал!

Чем год 1957-й стране запомнился? Всемирным фестивалем молодежи и студентов в Москве. День, когда его открывали, в Молотовске выдался солнечным. Тогда же разом снялась со швартовых вся Бертяшкина бригада и кильватерным строем двинулась на Север.

Шли двое суток. И вот она - Новая Земля, губа Черная. Она и в самом деле черная - оплавленные скалы окрест, а если и тянулось к небу что живое, все сожжено пламенем первого ядерного взрыва...

Как бросили якорь, Петерсон скомандовал: личный состав первой шлюпки командируется в распоряжение ученых. Старшина Сесь был среди семерых ее гребцов - моряков физически самых крепких - потому и шлюпка считалась первой, что не было им в гонках равных.

Там, где ад

Зоной «А» называли территорию, непосредственно прилегающую к эпицентру взрыва. Константин Александрович нарисовал мне схему главных ее объектов, как помнит. Бухта, причал, сетевые заграждения. В бухте точно по визиру ставили строй из обреченных на гибель кораблей. В 150 метрах от уреза воды, на высоте 70 метров, - ажурная конструкция металлической вышки. Наверху - ядерное устройство. В десятках метров от вышки - бункеры с аппаратурой. Аппаратура фиксировала и записывала параметры ядерного ада, и работала в автоматическом режиме. Но, чтобы установить ее, а затем демонтировать, подготовить бункер перед взрывом и проникнуть туда после него, требовались люди. Сегодня ясно - смертники.

Жили они в финских домиках на берегу Черной, остальной личный состав - в палаточном городке за сопками, километрах в пятнадцати. До бункера летали вертолетом - 3 минуты, или ходили через бухту на буксире. Каждый день!

Бункер в скалах. В нем приборов, как в подлодке, едва протиснешься. К входу-выходу ступенек 20 наверх. Там герметичная дверь. Перед взрывом ее закладывали деревянным брусом, листовым железом, снова брусом, листовым свинцом, а поверх - мешки со щебнем. После взрыва всю эту защиту разбирали для прохода специалистов. Работа адовая! На службу и судьбу Константина Александровича выпало два ядерных взрыва.

Время «Ч»

Незадолго до взрыва весь личный состав эвакуировали из зоны «А». Чтоб ни души! Оставались только подопытные животные на кораблях. Но, говорят, у животных души нет. Вне зоны располагались защищенные наблюдательные пункты. Для командиров. Прочий личный состав надевал противогазы, светозащитные очки и ложился на землю, головой от места взрыва. Да только не все - любопытство брало верх.

Сами ядерные взрывы, и это поначалу немало удивило меня, не оставили в памяти Константина Александровича того приводящего в трепет гнетущего впечатления, какое на всю жизнь сохранилось у большинства очевидцев. Сесь сказал: «Когда нас в сорок первом немцы бомбили - 90 самолетов, это страшнее... А тут сначала слепящая вспышка, потом тянется вверх столб лавы... Вулканы показывают - там лава по склонам катится вниз, а здесь столб ее ползет вверх, потом оседает и вырастает тот самый «гриб»...

Через 14 часов (!) они уже работали у бункера. Вышка с бомбой испарилась! На акватории Черной с вертолета Сесь увидел: после первого взрыва корабельная мелочь - ее много натащили - погибла вся, тральщик один притопила скала, рухнувшая на корму, более крупные эсминцы остались на плаву. После второго, подводного взрыва, в лагере Петерсон его спрашивал о «Разъяренном»: как там наш? А как командиру ответить? Нет больше кораблей...

«Звезды» и рентгены

Был день, когда ждали приезда на полигон маршала Жукова. Жуков не приехал, но писарь из штаба намекнул: «Ждет тебя, Костя, большая звезда...» Какая «звезда» ждала Константина Александровича, он и сегодня не знает. А неладное почувствовал еще на Новой Земле. До призыва во флот молодой путеец Сесь на пару с товарищем пульман щебня - 60 тонн - за считанные часы разгружал, и это норма. На службе от работы не бегал, и все было в легкую. Тут же узнал, что такое усталость и головокружение...

На Новую Землю Бертяшкина бригада ушла при множестве вымпелов, а вернулась - по пальцам пересчитать. Моряков, похоронивших свои корабли в губе Черной, распределяли затем по всему флоту. Сесь дослуживал на сторожевике СКР-63. Там и услышал, что стали вдруг «валиться» те моряки, кто обеспечивал испытания на акватории у Новой Земли, - с избытком рентген нахватали ребята. Его же будто лишаем обсыпало. Первым забеспокоился командир СКРа, сам повел старшину в госпиталь. Там знатоков по радиации не нашлось, но какую-то микстуру выписали...

Демобилизовался Сесь в звании мичмана. СКР-63 тогда ремонтировался в Северодвинске. Идти на «Звездочку» его агитировал, а потом и принимал легендарный Самуил Борисович Левит. В трудовой книжке Константина Александровича: «принят 11 декабря 1959-го, уволен на пенсию 20 апреля 1992-го. Между датами - жизнь честнейшего труженика.

Семеро смелых

Главный принцип секретности Новоземельского полигона 50-х: «свое дело делай, а меж собой не разговаривай. Что и для чего - лучше не знать».

Вот и не знали, чем чревата работа в эпицентре взрыва. Думаю, военные старших званий все же догадывались, но прежде бомба нужна была, и до защиты от радиации руки не доходили. Потому в зону «А» никто без надобности и не лез. А моряки, которыми верховодил старшина Сесь, честно выполняли приказ. Потом сам маршал Жуков объявил им благодарность. Но разве защитят маршальские слова от смертоносного излучения?! Из семерки гребцов первой шлюпки «Разъяренного» только Костя Сесь и выжил. Наверное, благодаря своему недюжинному здоровью, помноженному на крепкую волю.

Болезни и годы. Не только с ними продолжает бороться Сесь. Рассказал Константин Александрович и об унижающих человеческое достоинство хождениях к нашим чиновникам. Этим, разжиревшим до неприличия, стройная «кремлевская вертикаль» сегодня позволяет бессовестно хамить. А потому их кабинеты - тоже своего рода зона «А», где испытывают людей на выживаемость.

Задуматься есть над чем, не только ветеранам, а всем нам. Когда тридцать лет назад Родина посылала моряков в эпицентр ядерного взрыва, это им засчитывалось как «выполнение долга». Свой долг они выполнили. Не пора ли теперь и Родине с ее триллионными заначками в западных банках вспомнить о своем долге? Хотя бы перед теми, кто уцелел.