Номер от 7 ноября 2006 г.

Ветеран Великой Отечественной офицер Михаил Симкин добрым словом вспоминает службу. Белоснежная рубашка, галстук - Михаил Самуилович Симкин в будний день встречает гостей при полном гражданском параде. В группе поддержки - внучка Юля. Узнаем от нее последние школьные новости и переходим к конкретному предмету - «история семьи».

- У нас все врачами стали - мои сестры, брат, две дочки, и только один внук будет инженером.

- И мы с тобой, дед, остались, - вздыхает Юля.

Хорошо, что без протекции

Михаилу Самуиловичу только после пенсии море стало сниться, в детстве о нем не мечтал. Просто в довоенном городе Горьком красиво ходили строем мальчишки из морской школы. А те, что из обычных, им завидовали.

- Решили мои друзья в моряки податься, ну и я за ними. Сказал отцу, он рукой махнул: «Не расстраивайся, все равно не возьмут». Я после седьмого класса маленького роста был, щуплый до прозрачности. А в результате взяли меня одного. Учились, жили дома, что было здорово. Когда война началась, нам, пацанам, рабочую карточку выдали! Кормильцем я стал, остальные в большой семье иждивенческие получали.

Призвали мальчишек на флот в сорок третьем, послали в Баку, учиться на подготовительном отделении военного училища и на кораблях служить.

- В сорок третьем под Новый год попал в Иран, за продуктами туда ходили. Привыкли мы к темноте военного времени, к голоду. А там свет кругом горит, в магазинах чего только нет. А народ нищий.

Боевые выходы на торпедных катерах в дозоры, восстановление завода, окончание училища - это уже из ленинградской службы-жизни.

Благодарен Михаил Самуилович судьбе, что не было у него никакой протекции, потому попал не на Балтику или Черное море, а на Северный флот: «И очень доволен службой».

- Нам, лейтенантам, воли не давали, в кают-компании для нас места не было, если не вахта - дежурство, не дежурство - патруль. Сначала в Ванино служил, каюта - моя квартира. Выходов в море было очень много, у берега почти не стояли. В пятьдесят первом году прибыл в Архангельск, в штаб базы начальником радиотехнической службы. Через год женился. На свадьбе у дружка посадили меня рядом с соломбальской девушкой Машей. На следующее лето возникло и у нас желание пожениться. Расписались - пошли к ее родителям на доклад. Картина была приблизительно такой: я стою скромно у двери. Отец, выслушав дочкину новость, говорит: «Это не ко мне, это к маме». Мама в слезы: одумайтесь, ей учиться надо, дети пойдут... Потом, конечно, за стол сели, и тогда уже теща Христом Богом молила: не уходите из дома, что люди про нас скажут, будем жить вместе. Так и случилось. С нами она в 1961 году и в Северодвинск переехала. С супругой Марией Владиславовной мы пятьдесят два года замечательных прожили, ни разу у нас до скандала не доходило. Теперь, к сожалению, один...

Но кольцо на вдовскую руку Михаил Самуилович так и не смог надеть. Сверкает на правой золотой ободок, наверное, потому, что не умерла любовь.

С какого борта прыгать?

Он всегда работу жены-учительницы уважал. Но только когда в запас ушел и поддался ее уговорам в школе военруком послужить, до конца понял, за что уважал:

- Работа адски тяжелая. В тысячу раз сложнее, чем на флоте. Как нам первый командир говорил: если получил команду прыгать за борт, спросить можешь только о том, с какого борта прыгать - с левого или правого. А в школе: дал команду - иди, сам ее выполняй. Четырнадцать лет учителем отработал. Со слухом плохо стало. Ребята, негодники, момент этот учуяли: если быстро и тихо говорить - не пойму. А я понял - надо уходить.

- Михаил Самуилович, чем же лучше жизнь по Уставу?

- Вы про то, что флот убивает индивидуальность? Нет, добрым словом службу вспоминаю. Хотя встречались дуболомы-командиры. Были у меня, конечно, кроме наград, благодарностей и взыскания. Единственное, что могу сказать - ни разу не погорел за пьянку.

Не потому что не попался - представить не мог, как можно непотребным состоянием опозорить честь мундира и семьи.

- Есть у евреев один особый праздник - Пурим, разрешается во время него напиться до такой степени, чтобы врага от друга не отличить. Но у меня даже в праздник никогда так не получалось. Хотя «монахом» в этом смысле не был. До Северодвинска в Полярном стоял, там сухой закон был. Свободными вечерами мы, холостяки, в ресторан заглядывали, пароль зная - «Нарзанчик». Скажешь заветное слово официанту - он в бутылке из-под минералки водочки принесет. Однажды прибыл к нам капитан второго ранга, услышал наши разговоры и тоже заказал минералочки. Принесли, налил стакан: странно, не пузырится. Глотнул - понял, что за «нарзанчик», а народ же смотрит, что дальше будет, - отступать некуда. Всю бутылку пришлось ему выпить.

«Плохо мы себя знаем»

Про «пятый пункт» у Михаила Самуиловича интересуюсь: не мешал двигаться по службе?

- До капитана первого ранга дослужился без проблем. А под конец службы, когда ранги и должности повыше могли быть, - почувствовал. Конечно, религиозным я не был. Дед мой соблюдал все обряды и праздники, родители уже нет. И председателем еврейской общины я стал потому, что надо было что-то после смерти жены делать. Дело не в религиозности, в том, что ничего мы о себе не знали. Теперь много читаю, традиции изучаю. Очень интересно.

- Михаил Самуилович, а кто вам теперь такие рубашки белоснежные готовит?

- Дедушка сам их стирает каждый вечер, - докладывает Юля. - И готовить научился. У мамы, конечно, все вкуснее получается, кроме драников и омлета.

- А картофельное пюре?! - понарошку сердится дед. - Повезло мне с семьей. Спросите у дочек, скорее всего, скажут, что строгим был отцом. Не очень я их баловал, а вот с внуками - это другое.

Юля радостно кивает: правильно дед рассуждает. Пока расходятся два друга только в одном: дед хочет, чтобы продолжила она династию врачей, а Юля твердо решила стать актрисой. Оба уверены, что времени и аргументов друг дружку переубедить хватит.

10 ноября у ветерана Великой Отечественной войны и Военно-Морского Флота Михаила Самуиловича Симкина день юбилейный - восемьдесят лет. Вопрос к празднику: танцевать будете? Смеется:

- Отмечали в Кирове семидесятилетие брата, он у меня ученый, декан. Студент его бывший, лет двадцать пять парню, смотрел на нас удивленно: «А что, в семьдесят лет еще танцуют?» И в восемьдесят, ребята, танцевать хочется!