Номер от 28 декабря 2004 г.

Более чем наивно представлять дело первопроходцев Советской Арктики плаваниями, где их каждый день ждали открытия. Пройти неизвестным проливом, наткнуться на неведомую банку или обнаружить неведомый остров - это лишь повод для начала огромной работы. К тому же в уже положенных на карту районах требовалось внести тысячи обозначений и поправок, прежде чем гарантировать здесь безопасное кораблевождение. Для того и создавали УбекоСибри...

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ практика гидрографов в подавляющем большинстве лишена романтики. Так было, так есть - это они сами признают. Зато в избытке тяжелая морская работа. Чаще всего это плавание в строго ограниченном районе, нередко с длительными ожиданиями «у моря погоды», до изнурения однообразное хождение галсами, промеры, итоги которых - сухая математика... После них даже лоцию с ее специфическим и строгим языком читаешь как художественную книгу.

Но более всего, на мой взгляд, свидетельствует о «бытовизме первопроходчества» судовая канцелярия. В архиве Яльцева имеются образцы экспедиционной документации тех лет. Это и письма в отделы управления, черновики, копии радиограмм, финансовые отчеты, те же акты на прием и списание приборов, навигационных карт, специальной одежды, обуви, провианта.

Выскажу еще мысль: таким, как Петр Николаевич Яльцев, суждено было стать не только первыми исследователями Советской Арктики, а по большому счету, положить начало всей советской штурманской школе, ведь создавалась-то она на базе офицеров все того же «старорежимного» флота. Других учителей взять было неоткуда, и наша северная гидрография тому лишнее подтверждение. Возьмите любую значимую экспедицию 20-х, сразу увидите, чьи знания, опыт и, если хотите, личные качества предопределяли успех: Ф.И. Матисен, Б.В. Давыдов, Н.И. Евгенов, Н.Н. Зубов, И.А. Киреев... Яльцева мы не ставим в один ряд с ними, но воздадим Петру Николаевичу должное: в рейсовых донесениях, отчетах, запросах, прочей переписке с руководством, которую он, штурман, вел порой за капитана, чувствуется высокий уровень его образованности и по-военному четкий строй мысли.

В гражданском флоте

Летом 1926 года Яльцев демобилизуется и уходит в гражданский флот, служит здесь на штурманских должностях семь лет. В его мореходной книжке указаны: РТ-37 «Палтус», пароход «Красный Октябрь», ледокол «Ленин»... В 1931-м на «Ленине» попадает в дрейф у Новой Земли, в ходе его ведет свои наблюдения, с которыми знакомит специалистов Главной геофизической обсерватории, получает их высокую оценку.

Весной 1933-го Петр Николаевич, образно говоря, сошел на берег. Скорее всего, это было связано с пошатнувшимся здоровьем: многомесячные арктические рейсы на ледоколе были ему противопоказаны. В Архангельском управлении гидрографической службы Главсевморпути он сначала работает заведующим лоцмейстерской частью, а затем начальником сектора ограждений.

Еще через пять лет - новый служебный поворот: Яльцев возвращается в плавсостав, но меняет организацию - теперь это траловый флот: РТ-84 «Гольфстрим», РТ-85 «Орджоникидзе», РТ-86 «Индига», РТ-88 «Печерец».

Однако в конце 1939-го у Петра Николаевича вновь ухудшилось здоровье, а еще и сложилась конфликтная ситуация: руководство, пообещав назначение на траулер новейшей постройки, долго держало его в резерве. Это серьезно сказалось на материальном положении семьи, к тому же заболели дети. Полагая, что с ним поступили несправедливо, Яльцев взял расчет и ушел снова в гидрографическую службу Севморпути.

В навигацию 1940-го на судне «Циркуль» он вел промеры у новоземельских проливов. Эти исследования проводились в рамках экспедиции известного астронома-геодезиста Степана Алексеевича Янченко. Любопытная деталь: свой положительный отзыв о той работе архангельского гидрографа ленинградский ученый прислал Яльцеву... почтовой карточкой.

В отдельной папке я обнаружил материалы по научной деятельности Петра Николаевича и, признаться, долго, но с большим интересом разбирался в них. Пожелтевшая от времени бумага, основательно потертая в местах сгиба. Записи выгоревшими чернилами, иные пометки карандашом приходилось расшифровывать с увеличительным стеклом...

Инструкция для обработки приливов гармоническим анализом по методу Дарвина, таблицы итерполяции, наблюдений над колебаниями уровня моря, высот и моментов полных и малых вод, за направлением и скоростью течений - все это сугубо специфическая документация. Однако строгие графы с рукописными столбцами поначалу непонятных цифр свидетельствовали о Петре Николаевиче как об ответственном штурмане, большом аккуратисте и увлеченном исследователе.

О разносторонних интересах моряка Яльцева говорили и другие документы, но мое внимание сразу же привлек один: чернилами на странице из старой лоции Финского залива, затем карандашом на широких листах писчей бумаги - наброски текста о паруснике «Эклипс» («Ломоносов»), чей корпус в затопленном состоянии покоился в протоке Северной Двины.

Собирался ли Петр Николаевич писать исследовательскую работу либо статью в газету, мы не знаем. Однако, бесспорно, Яльцева живо заинтересовала история этого корабля, столь похожая на легенду. Мир интересов, верно, тоже тесен, ведь точно так же судьба «Эклипса» в свое время захватила и мое воображение, подвигла на многолетнее исследование его судьбы.

Записи о паруснике обозначены пометкой «25 мая 1941 года».

Последняя гавань

Относительно даты смерти Петра Николаевича имеется досадная неточность. Так, С.В. Попов, повествуя об известных исследователях Севера в своей обстоятельной книге «Автографы на картах», указывает 1954 год. На самом же деле Яльцева сгубила простуда в военном рейсе 1942 года. Гидрографическое судно «Шторм», которым он тогда командовал, доставило капитана в Нарьян-Мар. Здесь Петра Николаевича похоронили.

На его преждевременной кончине (как еще назвать смерть 52-летнего мужчины?), вне сомнения, сказались известные тяготы постоянной службы на море. Еще задолго до Великой Отечественной врачи отмечали в состоянии штурмана Яльцева последствия нервных перегрузок и «упадок питания». К тому же Петр Николаевич с двадцатых годов страдал заболеванием легких. Военное лихолетье усугубило эти болезни.

В 1950-м его сын Иван, также избравший профессию военного гидрографа, смог побывать на могиле отца. Позже его внук Сергей Иванович Антуфьев (сегодня он служит штурманом на буксире МБ-19 Беломорской ВМБ) уже не смог отыскать скромного деревянного памятника своему деду: кладбища за Полярным кругом ветшают стремительно.

Имя архангельского исследователя Арктики Петра Николаевича Яльцева увековечено на географических картах: им назван мыс острова Солсбери на Земле Франца-Иосифа. Насколько позволяют судить известные нам данные, сам Петр Николаевич никогда не посещал эти отдаленные места. Предложение о наименовании прежде безымянного мыса в 1963 году вынесли на комиссию по топонимике архангельские гидрографы.