Номер от 29 июня 2004 г.

Летом и осенью 1933 года в Кандалакшском заливе развернулась драма.

CПЕЦИАЛИСТОМ Крылов был опытным, и в наших архангельских краях бывал не раз. Кстати, впервые с практикой судоподъема Фотий Иванович познакомился именно на Севере в 1922 году, когда работал... начальником Архангельского порта и Судоподъема на Белом море. Потом какое-то время он трудился на Балтике, на Черном море, окончил курсы высшего комсостава Московского института транспорта, возглавлял Южный округ ЭПРОНа, а с января 1932 года стал начальником Главного управления всей экспедиции.

Главным водолазным специалистом экспедиции был Павел Владимирович Симонов, тот самый бригадир, что обследовал «Садко» еще осенью

1916-го. «Высокий, плотный, пожилой моряк. На правой щеке, возле рта, иногда появляется складка сарказма», - сообщает о нем Вячеслав Шишков.

В разных источниках находим имена еще нескольких участников операции: начальника Северного округа

ЭПРОНа Василия Яковлевича Васина, водолазного инструктора А.П. Федотова, старшего водолаза П.М. Смольникова, бригадира Николая Евгеньевича Фельтена, боцмана Дубровкина, водолазов Халиновского, Арсеньева, Тангаличева...

К слову, об И.Х. Тангаличеве особый разговор. Во-первых, имя его упоминается в связи со случаем, произошедшем на подъеме «Садко», и едва не стоившем водолазу Арсеньеву жизни. С Арсеньевым стряслась беда: воздушный шланг передавило понтоном. Тогда Тангаличев, не мешкая, поспешил на выручку товарищу и смог быстро освободить шланг...

Впоследствии И.Х. Тангаличев стал одним из самых ярких руководителей архангельских водолазов. Он воевал, став офицером, возглавил знаменитый 79-й аварийно-спасательный отряд, располагавшийся в Соломбале, явился наставником многих мастеров водолазного дела, которые, как помнится, всегда вспоминали его добрым словом.

Первые неудачи

Итак, туннели были пробиты, и все, казалось, готово к постановке понтонов. Однако, когда открыли клапаны, чтобы затопить их, понтоны не погрузились! Выяснилось: понтоны новые и еще не отбалластированы как следует. Пришлось на дно каждого из них дополнительно уложить по тонне чугунных чушек. Только после этого понтоны легли у бортов «Садко».

Но это было началом целого ряда неудач. За четыре дня до приезда к месту подъема писателей два понтона, в которые «дали полное дутье», вдруг вылетели на поверхность моря! Оказалось, сразу в нескольких местах, не выдержав нагрузки, разошлись сплесени - соединения или сплетения двух концов тросов.

Тогда такелажники экспедиции прямо на месте взялись за очень хлопотное дело - самостоятельно изготовить новые стропы. Иного выхода не было - наша промышленность еще не выпускала тросов из особо гибкой проволоки, в которой так остро нуждались эпроновцы.

Еще неделя напряженного труда, и водолазы подвели новые стропы под корпусом «Садко». Снова дали воздух в понтоны... И снова неудача!

Корпус парохода оторвался было от грунта, пошел вверх, говорят, уже и корма его показалась из-под воды, как вдруг «Садко» вздрогнул и снова устремился на дно, а на поверхность моря один за одним, словно подброшенные взрывной силой, «выскочили» шесть понтонов...

Эпроновцев опять подвели стропы! Но это полбеды. Погружаясь, «Садко» развернулся и лег на грунт уже на новом месте. Это означало, что водолазам предстояло пробивать новые туннели и заводить новые стропы. А сентябрь уже заканчивался. Было от чего впасть в отчаяние.

«Архиерейское» облачение

Ну а что же писатели? Образное восприятие, каким наделены люди творческого труда, позволило им увидеть в картинах тяжелой, где-то даже прозаической, работы водолазов то, что не способен разглядеть обыватель. На меня, признаюсь, произвело впечатление, как автор уже широко известной «Угрюм-реки» Вячеслав Шишков описывает подготовку водолаза к работе под водой. Здесь приведу его строки полностью...

«...Он надевает шерстяные штаны, фуфайку, две пары носков, теплые портянки, сапоги, ему подают скафандр - нечто целое, отлитое из резины с рукавами, штанами, сапогами. Эти одежины (рубашки) существуют трех размеров: первый рост, второй рост, третий рост. Водолаз залезает в беловато-серую одежину, как акробат в трико, и, ступая важно, подобно статуе командора, подходит к табурету и садится на трон. Начинается «архиерейское» облачение. Морской владыко важно вытягивает обе руки вперед. Двое бросаются к его рукам, завязывают поручни, натягивают сначала теплые, затем резиновые рукавицы. Тащат медную манишку с наплечниками, вправляют ее за ворот, в испод резинового одеяния просовывают припаянные к манишке многочисленные болты в дыры хомута одежды, накладывают на эти болты и натуго завинчивают гайки. Таким образом металлическая манишка и резиновая одежда спаиваются воедино, водолаз со скрытыми под резиной медными плечами сразу становится широк корпусом и величав, как монумент. На ноги надевают медные калоши, каждая по полпуда весом. На грудь и спину возлагают, как архиерейские панагии, две свинцовые, висящие на веревках полупудовые бляхи. Облачая, шутят: «Ручку! Ножку! А ну чихни, мы тебе нос утрем платочком. Ну, брат, ежели тебе в штаны блоха залезла, так и просидит там, пока всю кровь из тебя не высосет». Лицо водолаза чуть краснеет, но выражение его спокойно, уверенно. Сейчас лик морского владыки скроется от взоров: вот торжественно несут медный шлем, как драгоценнейшую митру. Шлем нижним краем с винтовой нарезкой вставляется в кольцо манишки с такой же нарезкой и привинчивается. При последнем обороте зеркальное стекло шлема встает как раз против лица водолаза. По шлему дает хороший шлепок дружеская рука - дескать, готово. Морской владыко подымается с трона...»

С третьей попытки

Сентябрь был на исходе. Вторая неудача огорчила эпроновцев, но не выбила из колеи, хотя предстояло снова пробивать туннели под корпусом парохода, заводить «полотенца» и стропы, ставить понтоны. К тому же и силы людей были подорваны: многие из водолазов болели. Однако в экспедиции решили не сдаваться. Работы перевели на трехсменный график, а злополучные стропы взялись переделывать заново. На помощь поспешили и коллеги-водолазы из Мурманска и Ленинграда.

И вот 14 октября 1933 года ледокольный пароход «Садко» с помощью понтонов смог наконец одолеть тяжесть моря и всплыл на поверхность. Чернобородый боцман Дубровкин, поднявшийся на пароход одним из первых, водрузил на полуразрушенной капитанской рубке красный флаг: Победа!

Вячеслав Шишков описывает этот долгожданный и торжественный момент очень эмоционально: «Вот он «Садко», драгоценный утопленник, столько лет пролежавший на дне. Впрочем, не был он мертв, он был лишь в летаргии. И вот, подхваченный руками и знанием геркулесов-эпроновцев, он приподнят теперь из черных пучин Белого моря, он еще не проснулся совсем, он щурится, но грудью глядит уже в небо, в свет и простор. Он щурится, ничего не может понять: где губернатор, где монах в черной рясе, где все другие? Местность та же, но времена, но люди не те. Он вспоминает толчок, сильную боль, вздрог всего корпуса, распоротое брюхо свое, падение вниз и безмолвие. А это что за народ? Какие-то здоровые дяди с загорелыми лицами суетятся на нем и возле него. И еще какой-то небольшого роста человек: он, видимо, главный, он командует. Его называют «товарищ начальник». Что значит - товарищ? Ведь начальник одно, а товарищ - другое. Нет, ничего не может понять спасенный «Садко»...

Дурью мычала корова

Всем было любопытно осмотреть и внутренние помещения корабля, который пролежал на дне морском 17 лет. Такую возможность дали не только специалистам ЭПРОНа, но и писателям. Конечно, уцелело немногое, хотя были и любопытные находки. Например, в кают-компании «Садко» обнаружили пепельницы английского производства, рюмки, а в каютах пассажиров нашли электрические лампочки, которые при включении в сеть загорелись. Из пассажирских кают I класса вынесли штук двадцать граммофонных пластинок и несколько... ночных горшков. Пластинки, к слову, прекрасно сохранились, и уже через несколько часов желающие могли послушать на проигрывателе голос оперной дивы 1916 года г-жи Вяльцевой.