Номер от 20 января 2004 г.

Каменные зубы подводных рифов впились в корпус схваченной «Саиды»

Гранитные челюсти измяли киль и прокусили обшивку. Была темная, туманная ночь, когда вода хлынула в отяжелевший от груза трюм и когда мосье Андрэ, католик и представитель радиокомпании, подал сигнал - прекрасная «Саида» в опасности! Благородный Совторгфлот, торопись спасать «Саиду»!

ПЕРВЫМ примчался небольшой буксир «Мурман». Он привез с собой производителя спасательных работ Вешнякова. Был в то время этот Вешняков чист, гладко выбрит, и пуговицы его форменной тужурки блестели, как огни створных маяков, а голос его был спокоен и звучен, как полновесный гудок доброго парохода.

Вскоре пришел малый, но крепкий «Совнарком» с хмурыми водолазами, затем показался и встал в отдалении ледокол «Малыгин», и подошла к борту «Саиды» вертлявая, проворная «Кия».

Когда утихли штормы, обследовали водолазы дно и сказали, что села «Саида» бункером и что надо заделывать пробоины и откачивать воду.

Остервенелый шторм ухудшил положение тем, что еще ближе подвинул «Саиду» к мелкому, зарифленному берегу. Где-то неожиданно разошлась обшивка, и вода стала подползать к машинному отделению. Поползли по дну водолазы, заделывая пробоины. Черный, потный механик день и ночь возился со шлангами.

«Кия» разгружала твиндек, французские матросы и русские рыбаки выбрасывали за борт стандарт за стандартом.

Совершенно неожиданно шланги «Совнаркома» отказались работать. Впрочем, Совторгфлот тотчас же сообщил по радио, что срочно высылаются пароходы «Спасательный» и «Руслан» с надежными электрическими помпами. Это успокоило, ибо был момент, когда вода неуклонно, сантиметр за сантиметром, подвигалась все ближе и ближе к раскаленным пастям огненных топок.

Каждый вечер в 17 часов и каждую ночь в четыре во время приливов наступала самая горячка. Тогда «Саида» сигнальными гудками кричала «Малыгину», чтобы он вырывал ее у рифов. Крепкими объятьями стального буксира затягивал «Малыгин» французскую «Саиду». Бешенными оборотами винта вырывалась «Саида», и резкими рывками помогал «Саиде» маленький, но сильный пароход «Совнарком». Слова французской команды смешивались с английской и русской речью. Посреди абсолютной темноты тревожно вспыхивали огоньки карманных электрических фонарей. «Саида» дрожала, «Саида» рвалась и, обессиленная, утихала, не сдвинувшись с места ни на сантиметр.

Тогда начинали снова сбрасывать стандарты, откачивать воду, а хмурые водолазы, запаяв бессонные головы в тяжелые шлемы, с упорством лезли на каменистое, неровное дно.

Тогда капитан-француз был зол, инженер-механик был мрачен, и тогда за ужином стюарт Антуан выслушивал от капитана много того, что у нас по-русски называется матюгами, а по-французски уж не знаю как.

И расходились спать все злые и усталые. Спали не по многу, часа по три, по четыре. В каютах был зверский холод, и большинство отправлялось на решетки в машинное отделение. Там было жестче, но жарче. Иногда туда спускался мосье Андрэ и передавал прорабу радиотелеграмму, в ней Совторгфлот подбадривал, обнадеживал или сообщал, что просимые пароходы придут тогда, когда возвратятся в Архангельск из Мурманска, а возвратятся тогда, когда окончат погрузку, а погрузку окончат тогда, когда - и так далее...

И все-таки однажды вечером, когда ревела плачущая и отбивающаяся от рифов «Саида», «Малыгин», «Профсоюз» и «Совнарком» рванули эту засидевшуюся красавицу, и взрыв криков донес до капитанского мостика, что «Саида» движется.

В этот вечер французский капитан был весел, он приказал подобострастно оскалившемуся стюарту Антуану сменить скатерть, накрыть ужин и принести бутылку коньяку.

Но ужин прошел вяло, потому что все слишком сильно устали, и производитель работ Вешняков сонно хлопал отяжелевшими веками.

Пальто его было порвано, запыленное углем лицо покрылось жесткой щетиной, и пуговицы форменной тужурки теперь тускло поблескивали, как желтые пятна створных огней в предрассветном тумане.